Поездка в Египет - [58]

Из неподдельных вещей в обращении находятся только лишенные всякой стоимости: медные монеты времен римских императоров, желтое тряпье из могил и разобранные по частям мумии. Последних особенно много: между блюдами пред носом путешественников проходит полное собрание древнеегипетских рук, ног, пальцев, забинтованных и размотанных; когти тысячелетних мертвецов чуть не царапают нас по лицу.

— A foot of the mummy! [74] заявляет не особенно твердым в английском языке юноша, перебрасывая с руки на руку человеческую голову, не имеющую никакого сходства с головой сиутской покойницы — ужасающую, облезлую, наполовину источенную червями.

— Very nice, кричит он, — good for ladies! [75]

Однако все, и дамы в особенности, с отвращением относятся к его товару.

— Give it for twenty five sovereigns! [76] величественно провозглашаете он, желая удивить нас. но тотчас, как бы спохватясь, заменяет фунты шиллингами, шиллинги франками, франки пиастрами, и наконец, остановившись на крайней цене — пяти пиастрах — кладет «foot of the mummy» на мои колени, куда я только-что собирался поставить полученную от синьора Анджело тарелку со всякою всячиной.

Тут юноша залился самым добродушным хохотом:

— Look, look! воскликнул он, тыча пальцем на мертвую голову, — she will eat. [77]

Действительно, ощерив зубы как бы в ожидании подачки, она глядела своими проваленными глазками на свесившийся с тарелки ломтик ветчины.

С таким же голодным выражением смотрели на нас и купцы, и ослятники, и водоносы. Порою мы кидали в толпу корку хлеба или обглоданную кость, что неминуемо порождало свалку, и тогда хищный Мехмед отрывался на мгновение от еды, чтоб одним ловким, излучистым как молния ударом охлестнуть целую кучу человеческих тел. Арабы бесшумно, как испуганные звери, шарахались в разные стороны, мелькая голыми икрами и пятками, и затем так же бесшумно сходились снова. Кружочки колбасы и ветчинное сало они, подняв с полу, долго нюхали, но есть не решались и в заключение далеко забрасывали. Несколько воронов, ожидая нашего ухода, чтобы воспользоваться объедками, нетерпеливо каркало в вышине по скалам. Позже, при лунном свете, с окрестных гор и из ближних могил соберутся сюда на полуночный пир гиены и шакалы.

Возвратились мы из ущелья не прежнею дорогой, а перебравшись целиком через кряж, отделяющий «Долину смерти» от равнины Фив (у подножия кряжа с противоположной стороны стоит храм Деиир-эль-Бахрэ). На каменную кручу пришлось подыматься пешком; ослы и без седоков с трудом встаскивались и подсаживались погонщиками. Сверху, с зубцов естественной в 1.000 футов стены, огибающей северо-западный угол равнины, открылась обычная чудная картина зеленых нив, плёсов реки, каналов, пальм и песчаных полей, усеянных развалинами древнего Египта. Пред нами как будто развернулся план местности в естественную величину, то-есть с масштабом верста в версте и с памятниками в натуре, — план, где размеры скрадываются лишь расстоянием. А позади зияет только-что покинутая Баб-эль-Мелюкская теснина, во глубине которой можно различить диковинную букашку, — верблюда, нагружаемого посудой и остатками нашего завтрака.

Деиир-эль-Бахрэ стоить еще в пустыне, и кругом него только реют ласточки серо-желтого оттенка, как нельзя более подходящие под цвет каменных пор; среди возделанных полей, (в расстоянии полуверсты около пальмовой рощицы) находятся одни разрушенный пропилоны.

Храм воздвигнуть фараоншей Ра-Маа-Ка-Амен-Кнумт-Хатасу, сестрой и соправительницей Тутмесов II и III, (XVIII династия, 1597–1447), но в надписях имя её, тщательно стертое, заменено всюду именем Тутмеса III. Открывают обман некоторые обороты речи: «Тутмес (III)», говорится в иероглифах, «построила сие здание», «они посвятила его своему отцу Аммону» и т. и. Судьба этой египетской царевны Софии задернута непроницаемым покровом, — известно лишь, что в последние годы своего царствования Тутмес III правил единовластно, — однако в храме невольно думается о той, чье имя из него изгнано; славолюбивый брат фараонши не предугадывал, какую окажет ей услугу, преследуя саму память о ней.

Сооружение отличается своеобразностью; части его— дворы и крытые храмины — лежать на террасах разной высоты, чем ближе ко хребту, тем выше, и наконец уходят в скалу; помещения высечены там горизонтально; некоторые были найдены наполненными до верху человеческими трупами.

Наружи высятся куски стен и обломки колонн. В одном месте уцелел потолок со всегдашними желтыми звездами по голубому небу. Боги пощерблены и изуродованы, впрочем пребывают такими же гордыми и неприступными, как в предвечный день своего рождения. Лучше других устояла против времени и людей общая кормилица фараонов, богиня Атор, держащая на руках царенка, вероятно одного из двух Тутмесов.

Если состояние внешних развалин плачевно, то, наоборот, покои в горе сохранились удивительно. И тут, как в Баб-эль-Мелюке, краска на барельефах точно еще не высохла, а где работа не окончена, можно подумать что она лишь приостановлена: художники отправились пообедать или прогуляться, сейчас вернутся и снова примутся за дело.