Поезд пришел на Тумнин - [27]

Михаил Петрович стал припоминать, говорил ему об этом учитель или не говорил.

— Однако, Николай Павлович, не говорил, — сказал он твердо.

Историю о том, как квартира учителя превратилась в «сберегательную кассу», Николай Павлович рассказал мне с веселой усмешкой. Действительно, это очень интересная история.

Орочи, сдавая государству пушнину, получали довольно крупные суммы. Исчезла тревога о завтрашнем дне. Круглый год в кооперации было много разных товаров и продуктов, орочи покупали все, что только душа желала, и всегда еще оставался у них излишек денег. На эти излишки чаще всего покупали спирт. Собирались по вечерам то в одном, то в другом доме и за разговорами немало выпивали. Люди суровой тайги, они почти никогда не пьянели.

Тем не менее Николай Павлович считал, что необходимо бороться с наследием прошлого, с пристрастием к алкоголю, которое привили лесным жителям скупщики пушнины, с небережливым отношением к деньгам. Он искал удобного случая, чтобы поговорить об этом с орочами серьезно.

Узнав однажды, что у Александра Лазаревича собрались охотники, Николай Павлович пришел туда.

— Что это у вас за праздник? — спросил он, переступая порог. — Шел мимо, вижу — праздник. Дай, думаю, загляну.

— Айя ну-ли! —зашумели орочи, уступая место за столом. — Ты всегда добрый гость! Садись, чего там!

Александр Лазаревич налил учителю стаканчик спирта, пододвинул тарелку с вареным оленьим мясом.

— Что ж, будем здоровы! — Николай Павлович поднял стакан. — За новую жизнь!

— Айя ну-ли!..

— Айя!

Когда хозяин дома стал наливать по второму стаканчику, Николай Павлович решительно отказался.

— Много пить нельзя!

Орочи переглянулись: что такое говорит учитель? Второго стаканчика не надо, разве два стаканчика много?

— У советского человека всегда должен быть ясный ум. Нужно очень много трудиться, улучшать свою жизнь. Вспомните, как вы жили в прошлом, и как живете теперь.

— Однако верно! — Александр Лазаревич задумался.

— Хорошая теперь жизнь! — подтвердил Федор Дюанка, утирая ладонью пот на раскрасневшемся лице. — Теперь сто зим жить можно, и, однако, умирать неохота.

— Правильно, — согласился Николай Павлович. — А от спирта в голове туман. Мозг совсем плохо работает. Здоровье худое. Правда ведь?

Орочи никогда не слыхали таких слов — о вреде спирта. Но раз эти слова исходят от Николая Павловича, значит, они правильные слова.

— Куда деньги девать? — спросил Еменка, который был уже под сильным хмельком и помутневшим глазом смотрел в одну точку.

— Я скажу, куда девать деньги. Хранить в сберегательной кассе. Есть такая касса, где советские люди хранят свои сбережения. Дают их в долг государству, а когда нужно, берут назад полностью или частями. Государство не даром берет в долг деньги у трудящихся. Оно насчитывает проценты вкладчику. Понятно?

— Немного, конечно, — сказал Дюанка и приложил ладонь к уху.

— Скажем, вот вы, Федор Матвеевич, положили в кассу сто рублей. Так? Через год вы получаете сто три рубля. Понятно?

— Теперь понятно!

— А государство на наши деньги, сохраняя их полностью, строит города, заводы, фабрики, школы, больницы. Все, что нужно советским людям.

— Не худо, конечно. — Еменка расстегнул ворот рубахи, ему стало очень жарко, и он сильно потер кулаком потный лоб. — Николай Павлович всегда правду говорит.

— Итак, договорились, — произнес учитель и поднял стаканчик. — Пью за сберегательную кассу.

На следующий день, рано утром, когда в доме Сидоровых еще спали, раздался стук в дверь.

— Кто там? — спросила Валентина Федоровна.

— Николая Певловича надо.

— Это вы, Александр Лазаревич?

— Однако он.

— Одну минуточку!

В комнату вошли Александр Лазаревич Намунка и Федор Матвеевич Дюанка. Вынув из карманов довольно объемистые пачки денег, они положили их на стол.

— Бери, Николай Павлович, храни!

Валентина Федоровна хотела было возразить, но, встретив строгий взгляд мужа, промолчала.

Николай Павлович не ожидал, что вчерашний разговор подействует так мгновенно. Реально еще ничего не было сделано. Районные финансовые органы еще только обсуждали, рентабельно или нерентабельно иметь такую кассу в Уське. Что же делать? Отказаться взять деньги? Как-то это отзовется впоследствии? Не отнесутся ли орочи отрицательно к идее сбережения своих средств? Не будет, пожалуй, ничего страшного, если деньги и полежат несколько дней у него, у Николая Павловича. Меньше истратят на спирт.

— Сколько тут денег? — спросил Сидоров.

— Его кто знает, сколько! — Дюанка с безразличным видом пожал плечами.

Николай Павлович принялся считать. Орочи внимательно следили за тем, как ловко учитель перебирал пальцами сотенные бумажки.

— Две тысячи двести рублей! — объявил Николай Павлович.

У Александра Лазаревича оказалось ровно две тысячи.

Николай Павлович выдал обоим «вкладчикам» расписки.

— Подпишите и вы! — сказал он.

Орочи старательно вывели свои подписи. Делали они это так, как их учил на уроках Николай Павлович.

Через два дня еще пятеро охотников принесли Николаю Павловичу деньги на хранение. Потом еще трое. Еще один. Еще два. «Вкладчиков» стало так много, что учитель не на шутку встревожился. Пришлось завести на каждого специальную карточку и держать его деньги в отдельном конверте. И Николай Павлович смастерил для этого сундучок из листового железа — «несгораемый шкафик».