Поезд пришел на Тумнин - [25]
— Может, Александр Лазаревич поедет? Он член сельского совета. Грамотный много больше.
— Поедете вы, Михаил Петрович. А я вам помогу подготовиться, — ободряюще заявил Николай Павлович.
— Тогда ничего, конечно! — произнес Намунка, с благодарностью взглянув на учителя.
Михаил Петрович от Сидорова не шел, а почти бежал и, занятый думами, не заметил, как очутился на берегу Тумнина. Обнаружив ошибку, он, однако, не пожалел о ней. Ему захотелось остаться наедине с собой, получше разобраться в своих мыслях и чувствах.
«Как хорошо, — размышлял он, — что Николай Павлович живет с нами. Партия, советская власть знали, кого прислать в стойбище. Спасибо им. Мало, конечно, русских людей живет в Уське. Пять человек всего. Нужно много больше».
Михаил Петрович решил, что скажет это в своем докладе. С каждым днем все больше орочей начинают жить по-новому. Счастье навсегда поселилось в их домах. Теперь многие с удивлением вспоминают свою прошлую жизнь. Все глядят в будущее, в завтра. Не все еще, правда, идет хорошо. Есть ошибки, чего там. От старого как будто ушли далеко, но не все еще по-новому думают. У Софьи Дюанки в комнате кровати есть, а спят Дюанки на полу. То же самое у Елизара Ауканки. С вечера ложится на кровать, а как стемнеет — на пол ляжет, а утром, чуть свет, опять на кровать забирается. И у других, конечно, есть недостатки. Много работать нужно, пока все по-новому думать будут. Зато охота идет хорошо. Рыбная ловля тоже ничего идет. Много сдаем государству пушнины, рыбы, у орочей денег немало есть. Что хочешь купить можно в лавке. Сколько ни покупай, все равно деньги остаются. Мука есть, сахар, чай, соль, спички, керосин, табак... Одежду шить тоже какую угодно можно. Сукно, сатин, даба, чертова кожа, ситец — все есть. Посуду какую привезли — сразу раскупили женщины. Детишки? Пожалуйста — и детишки живут хорошо. Всегда в интернате сыты, здоровы, в школу все ходят. Чего еще надо?!
В самом деле, чего еще надо? Что он ответит, если ему зададут такой вопрос в райкоме партии? Ведь могут же задать.
— Эх, забыл поговорить об этом с Николаем Павловичем! — с сожалением и тревогой одновременно подумал он.
Михаил Петрович долго стоял на берегу реки, скованной льдом и покрытой снегом. Снег так сверкал под луной, что становилось больно глазам. Ветер качал деревья на склонах сопок, и с ветвей осыпалась серебристая пыль. Он увидел Николая Павловича вдали. Учитель шел в сельский совет. Михаил Петрович, надвинув плотнее шапку, быстро зашагал туда же. Снег сухо поскрипывал под мягкими подошвами его пушистых оленьих унтов.
...Конспект доклада, подготовленный Николаем Павловичем для Намунки, состоял из множества картинок, нарисованных тушью. Против каждой картинки стояли большие цифры. Скажем, на картинке изображен ороч с ружьем за плечами — против него цифра 85, что это означает? Это означает, что в стойбище именно такое количество охотников, промышляющих зверя, — 85. На картинке нарисована орочка в национальном халате, цифра 100 рядом с ней означает, что по записям сельсовета в стойбище проживает сто женщин.
Рисунков было много. Изображались на них дети, дома, школа, олени, собачьи упряжки. И рядом с каждым рисунком стояла та или иная цифра.
Кроме того, Николай Павлович долго беседовал с председателем о том, что нужно будет сказать в добавление к рисункам.
— Ну, все запомнили? — спрашивал Сидоров. — Может быть, повторите?
Михаил Петрович, ничуть не смущаясь, с серьезным видом повторял. Когда он при этом в чем-либо ошибался, Николай Павлович подсказывал ему. И так несколько раз подряд, точь-в-точь, как на уроке ликбеза.
Рисунки, как это требовалось к докладу, располагались в определенном порядке. Михаил Петрович сложил их в папку с завязками и спрятал в портфель, который Николай Павлович захватил из дому специально для Намунки.
— В добрый час, Михаил Петрович, — напутствовал его учитель, когда все было готово. — Потеплей оденьтесь, ветер холодный.
Намунка не ответил. Он держал обеими руками портфель, не сводя восхищенных глаз с Сидорова.
В городе Михаила Петровича Намунку сразу же устроили в общежитие, в небольшой комнате на двоих, дали талоны в столовую. Вечером за ним пришел работник райкома, и вместе они отправились на заседание. Ждать своей очереди Михаилу Петровичу пришлось, однако, долго. Перед ним выступили еще два докладчика. Когда же вызвали его, он перешел к столу, внимательно осмотрел присутствующих; встретив ободряющий взгляд секретаря райкома, который сидел за другим столом, Намунка принял деловой вид, приосанился, достал из портфеля папку и, как это делали до него другие ораторы, разложил перед собой свои бумаги.
Прежде чем приступить к докладу, он поблагодарил партию и советскую власть за отеческую заботу о маленьком лесном народе и передал привет райкому от всех жителей стойбища.
Потом взял бумагу с картинками и, держа ее прямо перед собой в вытянутых руках, стал докладывать:
— Однако мужчин в Уське сто и еще десять. Женщин — сто. Детишек, конечно, восемьдесят. Домов тридцать. Школа-интернат одна. Больница тоже одна. Оленей, наверно, семьдесят. Да собачек ездовых восемьдесят пять.
