Поезд на рассвете - [72]

— С ним каша смачней. Ешьте на здоровье, — гостеприимно приглашала она, но Юрке показалось — неискренна тетка Полина и спешит накормить их, пока нет хозяина.

Потом Юрка уснул на кушетке и не слыхал, как возвратился дядько Трофим и о чем еще говорили взрослые.

Спал он долго и проснулся не на кушетке, а в мягкой кровати, под ватным одеялом. В хате было тихо: все куда-то ушли. За окнами разливался солнечный свет и громко чирикали воробьи, радуясь тому, что непогода миновала. Юрка оделся, походил по хате, заглянул в светлицу, — и там никого. Подергал стеклянную дверь, — замкнута. Во двор вышел осторожно: где там Пират? Но цепь кобелю укоротили, он вертелся возле будки, рычал и все время следил за Юркой.

Только сейчас Юрка рассмотрел, что у порога хаты врыт в землю каменный круг с отколотым краем, — рубчатый мельничный жернов. От него к сараю и калитке диким камнем вымощены дорожки. Углы хаты были обложены кирпичом. В сарае похрюкивали из темного закутка два курносых подсвинка; корову тетка Полина угнала, наверное, пасти.

Но больше всего Юрку заинтересовали два дерева-великана, что росли позади хаты. Он подошел к ним поближе и чуть не наступил… на орех. В двух шагах увидал второй. Настоящие орехи! До войны мать однажды привозила такие. Подарила она тогда Юрке и блестящий молоточек на тонкой рукоятке с узором, — орехи разбивать. А раскалывать их было жалко: нравилось играть ими. Юрка думал, что орехи растут в далеких краях, где плещется синее море и никогда не бывает зимы. И неожиданно — нашел их в Раздольном, во дворе дядьки Трофима Сладкомеда. Неужели они упали с этих деревьев? Ну и чудеса! Задрав голову, Юрка стал разглядывать каждый лист на деревьях. Вон они! Один, два, три… шесть, семь. Ишь, притаились в зеленых рубашках. Но как их достать?.. За сараем, из кучи хлама, выбрал короткую палку. Летела она послушно, — два ореха сбил. Да вдруг — неудача: палка застряла среди веток. Попробовал швырять камнями — все мимо. К тому же камни часто падали на крышу и гремели по черепице. А что, если залезть на дерево? Тогда уж ни один орех не скроется.

К задней стенке хаты лепилась невысокая пристройка — что-то вроде кладовки. Влезть на нее ничего не стоило: дверь открыл — и лестницы не надо. Оттуда Юрка вскарабкался на крышу, потом по ветке — на дерево и почувствовал себя победителем. Правда, и здесь отыскивать орехи оказалось не так просто, как он думал, доставать на концах веток — не безопасно, а самое обидное — было их очень мало.

Чтобы добраться до соседнего дерева, Юрка опять спустился на крышу.

— А ну слазь, выродок! — загремел снизу грозный голос дядьки Трофима.

Юрка чуть не свалился с крыши.

— Слазь, кажу, оборванец поганый! Якая лихоманка тебя туды занесла? Хто послал?

— Ни… кто, — едва пошевелил Юрка губами. — Тут… орехи.

— Я тебе дам — орехи! Пусти свинью в хату, так она и на голову сядет. Слазь, бо за ноги стяну! — топнул Сладкомед сапогом и выматюкался.

Юрка начал слазить, но увидел, что дядька снимает широкий ремень, а лицо его стало свирепым. Этот не сжалится, будет бить по чем попало, и на защиту позвать некого.

— Не слезу, — сказал Юрка.

Сладкомед понял свою оплошность и быстро застегнул ремень.

— Слазь, бить не буду.

Не поверил Юрка ему, — обдурит.

— Мамка придет — слезу. А без нее — нет.

— Ах ты, падло, и мать твоя сука! — заорал Сладкомед. — Принесло вас, голодранцев, на мою голову… Зараз я тебе, растуды твою!..

Он приволок из сарая лестницу, вооружился граблями, но достать Юрку не мог: тот спрятался за трубу.

— Побьешь черепицу — шею сверну! — Сладкомед опять заматюкался. — Слазь, поки не поздно!

Выслуживаясь перед хозяином, на Юрку зло загавкал Пират.

Куда тут было деться? Сладкомед так разъярился, что все равно стащил бы Юрку с крыши и выместил злобу на его спине. Но во двор вбежала мать.

— Юра, ты почему там?

— От, полюбуйся на своего выродка! — замахал перед нею кулаками Сладкомед. — Куды его, черта, занесло, га? Шо ему там надо?

— Ну-ка, сюда. Быстренько. — Мать придержала лестницу, подождала, когда Юрка слезет, и строго спросила: — Ты что там делал?

— Орехи рвал.

— На крыше?

— Нет, на дереве.

— Кто тебе разрешил?

— Яка там собака ему разрешала, — не стоял на месте Сладкомед; он был багровей, чем после самогонки, глаза выпучил, и если бы не мать, кулака не пожалел.

Мать попела Юрку в хату. Сладкомед пыхтел сзади, выговаривал:

— Наплодют оглоедов, потом таскаются с ними по дворам.

И как только вошли в кухню, он толкнул Юрку пятерней в затылок. Юрка упал. Орехи покатились по полу.

— Не смейте! — вскрикнула мать. — Как вам не стыдно, дядя Трофим?.. Я сама накажу, а вы… не имеете права его бить. Он еще не сирота. И полицейские порядки кончились! Ясно вам или нет?

Мать заплакала. Она усадила Юрку на кушетку, обняла.

— Ничего, сынок, ничего… Мы уйдем отсюда. Сейчас же уйдем.

— Дуже сердобольная, — почесал Сладкомед о зад ладонь. — Заохала! Их ще не так надо учить.

— Как вам не стыдно!

— Стыд у брюхо не покладешь.

— Вы не человек, а… полицай.

— Хто-о?! — вызверился Сладкомед. — Як ты сказала?

— Как слышали.

— Геть из моей хаты! Шоб седня ноги твоей тут не було… и твоего выродка. Ач, неблагодарная!