Поезд на рассвете - [61]
— Что вы, дедушка Мирон, — засмеялся Володя. — Больше войны не будет. Это — последняя.
— Не будет? — обрадованно подхватил дед Мирон. — Святые твои слова. Дошли бы они до бога.
— Какого там бога! — весело возразил деду Володя. — Мы без всякого бога фашистов разбили, а больше до нас никто не полезет. Наученные. Хай только спробуют.
— Подождь говорить — фашистов разбили, — предостерег дед Мирон. — У цей гадины голов ядовитых — як у того Горыныча. Ты их рубишь — они знов лезут черти откуда. Повырастаете — хватит ще и вам хлопот… О-хо-хо-о, — закряхтел он, распрямляясь и потирая поясницу. — Дивные дела на белом свете. Хоч двести лет живи — не дождешь, когда поумнеют люди та подобреют, когда перестанут один одного есть поедо́м та загонять у могилу. Я вже свое отжил, а не дождался.
Про какие хлопоты, что Юрке и Володе предстоят, говорил дед Мирон, они допытываться не решились — будет еще время и повод разузнать, но как-то опечалило мальчишек его признание, что вот столько лет прожил, а чего-то желанного так и не дождался, не увидел, не встретил.
Сытые коровы все еще лежали на берегу, менять место, перегонять их куда-то не было нужды. Дед походил между коровами, словно пересчитывая их, постоял над темной водой, вернулся к ребятам, сел на землю.
— А все ж таки чудные мы, люди. От живешь, бегаешь туды-сюды, бьешься, як рыба об лед, тянешь свою лямку. Тяжко бувае — силы нема терпеть, клянешь все на свете… а вспомнишь про то, что скоро тебе прощаться с этим светом, и жаль берет. Хоч двести лет проживи — помирать, наверно, будет неохота. — Он замолчал, пощадив хлопцев, успокоил обоих ласковым и мудрым взглядом: — Вы еще маленькие, цього не понимаете. Вам жить та жить. Ген-ге-е-ен, як долго… Бог дасть — може, и войны не будет на вашем веку.
— А тебе, дедушка Мирон, — сказал Володя, — разве не долго жить? Вон ты какой крепкий. До ста лет доживешь.
Ничего не ответил на это дед Мирон. Только повздыхал… Потом неожиданно попросил:
— Ты от, Володи мир, книжо́к багато читаешь. Расскажи нам с Юркой кой-чего, а мы послухаем. Расскажи хоч трошки, все веселей будет.
— Про что рассказывать?
— Про що хочешь. Сам выбирай.
Володя встал, весь как-то вытянулся, напряг шею, тряхнул руками, точно хотел выпорхнуть из отцовского кителя, и начал немного нараспев:
— Молодец. Он, як складно! — не удержался дед Мирон, чтобы не перебить Володю в благодарном порыве. — Дальше диктуй.
Володя продолжал:
Он запнулся, будто позабыл слова…
— Нужда та праця положила, — тихо повторил дед Мирон. — Диктуй, диктуй. Слухаю.
Дальше было — про отца: он тоже не вытерпел тяжкой доли, умер на панщине, а дети пошли по людям, расползлись, «мов мишенята».
В этом месте Володин голос от волнения потерял опору и чуть не сорвался. Володя перевел дыхание.
— Все, конец? — грустно спросил дед Мирон. — Може, дальше есть? Повспоминай.
— Ага, есть, — подтвердил Володя. — Сейчас… Дальше так:
Володя вдруг замолк.
— Больше не знаю… забыл.
Но дед Мирон был и тем доволен.
— Складно, — похвалил он стихи, а заодно и чтеца. — Ач, як складно, господи! Хто ж придумал такое?
— Шевченко, Тарас Григорьевич, — сказал Володя.
— Велыкая людына, — вздохнул дед Мирон. — И мудрая… О-хо-хо, життя ты наше, життя…
Несильный, но внезапный ветер взметнулся, потрепал прибрежную осоку, прошумел по камышам — где-то там же опять и затаился… Близко у камышей, отдельно от стада, ходили три коровы. Две красные, каких в гурте было больше всего, третья — рябая, черно-белая, одна такая в гурте. Юрка заприметил ее сразу, еще утром: рябая все время держалась особняком, будто нарочно хотела показать, что она особой масти. И далеко не отбивалась, но и стадо к себе не подпускала.
— Куды она их тянет? Заверни рябую, Юрко, — попросил дед Мирон.
Размахивая хворостиной, Юрка побежал заворачивать:
— Гей, гей! А ну, назад, рябая.
Обратно он пошел по берегу. Всегда любопытно заглянуть в таинственную, скрытую от глаза глубину речки; может, рыбешка где промелькнет; а может, кроме рыбы, раков, жуков и лягушек там живут и еще какие-то, неведомые тебе существа. Поди знай… В воде что-то блеснуло. Юрка остановился… Нет, не рыба. Это ч т о - т о было неподвижным. Подошел ближе. Винтовка!! На дне речки — теперь уже ясно различимая — лежала боевая винтовка. Целехонькая: ствол, затвор, ложа — все как есть.
— Володя! — крикнул Юрка, а по спине его побежал колючий холодок, будто колодезной воды плеснули за шиворот. — Скорей сюда!
Подбежал Володя:
— Мина?
— Нет… Вон, — показал Юрка. Володя склонился к воде.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.
В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.