Поэты пражского «Скита» - [34]

Вы чувствуете? — пахнет раем.

Вы видите: у нас крылья…

Мы взлетим, мы взлетим, мы взлетаем…

Мы весь зал синим ветром раскрыли.

          Мы над звездами ищем забвенья,

          Мы на землю нисходим — для муки.

          Мы ложимся легчайшей тенью

          На закате предсмертной разлуки.

          Только отблеск — мы чувствуем пламя.

          И к морям истекаем, как реки.

          Ты проходишь над жизнью, но с нами,

          И останешься с нами — навеки…

          Ночь восходит все выше и выше.

          Подымается Гость по ступеням.

          Но и в голосе лживом ты слышишь

          Только отзвуки вечного пенья…

1930

БЕЛЫЙ СЛОН

Над закатом, над смертью, над всем —

Золотые медузьи глаза

На пастуший глядят Вифлеем,

Смотрят слишком далеко назад.

И тогда без числа и без мер,

Гробный камень отбросив сам, —

Из тебя, из гробниц, из пещер

Я везде восхожу к небесам.

Я расту на эстрадах дождей,

Я врываюсь в оркестр городов,

И с тобой в неизбывной вражде,

Отдаю тебе сеть и улов.

Но ты плачешь, что мой небосклон

Покрывает и сумрак, и ложь.

Но ты плачешь, ты видишь сквозь сон,

Что и ты, как звезда, упадешь.

1930

НЕБО ПОЛУНОЧИ

По небу полуночи ангел летел.

М. Лермонтов

Поживи, посмотри и подумай:

За границею хмурь и осень.

Корабли нагружают трюмы.

Умирают по паркам лоси.

Да и ты голубеешь и молкнешь,

В красной шапочке бродишь в лесу.

Этот серый безжалостный волк нам

Держит счастье твое на весу.

Ты приходишь, ты просишь, ты молишь,

Закрываешь руками закаты.

Ты разводишь мосты, для того лишь,

Чтоб проплыть твоим телом крылатым.

— Над зарею — дыхание стужи.

Вой оркестра в стенах зоопарка.

Над зарею все выше и уже

Триумфальная черная арка…

Это ночь возникает из глуби.

Ты подносишь свой кубок ко рту.

И летишь, и серебряно трубишь

Над эскадрами в гулком порту.

1930

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПАРАД

Покрикивал сиплым альтом

Горячий клубок машин,

Колесами по асфальту

Печатая елочки шин.

          Вот и Рождество для бедных,

          Бедное Рождество!

          — Трубы народов медных

          Кричали: «Ваше-ство!»…

          Старый, обрюзгший герцог

          Сползал на луку седла.

          …Птица вырывалась из сердца

          И вырваться не могла.

          И все казалось — из строя

          Шагнет и повалится труп.

          И шлем улыбку откроет,

          Замолкших на Марне губ.

          И ветер опустит бархат

          Изъеденных газом знамен

          Под копыта коня монарха.

          Под пяту проходящих времен…

          — Дети собирали елки.

          Оставшиеся от шин.

          В лесах завывали волки

          Осипшим альтом машин.

          Под ветром лохматые птицы,

          Ныряя, летели вбок.

          Обугленные страницы

          Листал над полями Бог…

«Воля России». 1931. № 5–6

БИБЛЕЙСКИЙ ЛИФТ

Вчера и сегодня, прикован навек,

От стойки в подвале, от гнева и рюмок,

Вскипая покорной печалью Ревекк,

Как песнь эмигранта взлетает из трюма.

Гудя подымается трубкою ртуть —

Под вечер термометр домов лихорадит,

Выкачивая тепловатую муть

Ночных кабаре на садовой эстраде.

И вот фонарем посветив в вестибюль,

Где скучно, где мрачно, где звери и птицы,

Где с улиц промасленный, синий июль

Войдет как монтер и в кабинку садится, —

Ты всходишь, плывешь и сквозь волны времен

Почтительно скалишь скафандр водолаза

И, крякнув, извергнешь десяток Ион,

На берег контор вознеся по заказу.

И вновь, наяву или только во сне,

— Не вспомнить, не вспомнить… — но сон одинаков:

С земли до небес и белее, чем снег,

Воздушную лестницу видит Иаков…

Так к пристани ж! к небу — и благослови!

И я возношусь над пространством и страстью

Поющим святым ослепленной любви

Над прошлым, над тьмою, над львиною пастью…

…А к утру опять сквозь туманы и плач

У рамп революций веселое соло:

Над городом черной рукою палач

Подымет за волосы мертвую голову…

«Воля России». 1931. № 5–6

ЗВЕЗДНАЯ СИМФОНИЯ

Крылатый лев, подняв крыло, как парус.

Въезжает в мир, в зал, в зрителей, в меня.

И беглый отблеск черного огня

Взлетает вверх, во тьму, на третий ярус.

          …Я встаю, я готов помочь.

          Укротитель, ты сердце плавишь!

          Ты душу сжигаешь, как ночь,

          На белом рассвете клавиш.

          И мир воскрешая как звук,

          Ты ширишься траурным эхом

          Над мертвою бездной разлук —

          Небесная весть и утеха…

— А в дверь колотя кулаком,

Задыхаясь, шипел как пена

Пришелец в плаще голубом:

«Впустите! Я — тень Шопена!

Скорее, симфония звезд

Пружиною бьется в ухе!

Я должен, пока еще мост

Не поднят и бродят духи»…

          И плащ на куски изорвав.

          Рыдал и грозился чертом…

          А лакей во фраке потертом

          Убеждал: «Уходите, граф…»

«Воля России». 1931. № 5–6

ВИЛЬГЕЛЬМ ТЕЛЛЬ

В лощину, где дымный отель

Клеймо на снегах выжег,

Ледник, словно Вильгельм Телль,

Съезжал, по ночам на лыжах

И в окна стрелял, как в цель…

Падала в пропасть альпийская серна.

Блуждая, дрожали во льдах закаты.

Плыли в пространствах, легки и безмерны,

Магнетических бурь голубые раскаты.

Стрельчатый бархат рос на окне.

Мисс кутались в соболя.

Весна приходила — и нет как нет.

Сегодня — тридцать ниже нуля,

И серна жарится на огне.

— Часы в вестибюле ходили вразвалку.

Чернели стрелы, вонзившись в «три».

Горы смотрели — им было не жалко: