Поэты пражского «Скита» - [33]

          Над твоей искупительной ложью.

1929

ЕВРОПЕЙСКИЙ СЕНТЯБРЬ 1929 г.

Бессонные плимутские верфи,

Последние доски отбросив,

Улыбались, как жена Пентефрия,

Новому крейсеру — Иосифу.

О жизни, о счастье, о мире

Пели озера в Женеве.

Ветер вздувал шире

Плащ на Орлеанской Деве.

Причаливали дирижабли

К небесной пристани в Киле.

Красноармейские сабли

Цвели на кремлевской могиле.

А меж тем в зеленой Чехии,

Ночью, в мансарде поэта

Мышь ворошила доспехи

На мощах высыхающего лета.

И в полях, закругленных, как блюдце,

Через метры, футы и сажни,

Ночь шла темней и важней революций,

Под гулким небом распевая протяжно…

«Воля России». 1930. № 9

БРОДЯЧИЙ МУЗЫКАНТ

Скрипач, улыбающийся и хилый.

Достает из футляра горе

У ворот заколоченной виллы —

Перед собачьей аудиторией.

День осенний мглист и неровен

Предчувствием близкой разлуки.

Из отцветших кустов Бетховен

Протягивает бледные руки.

На окнах черные ставни

Цепенеют веками Вия.

Умирая от боли давней,

Прощаются с жизнью живые.

И скрипя золотою клеткой.

Кутаясь в шаль из Севильи,

Ангел любви над беседкой

Опускает намокшие крылья…

«Воля России». 1930. № 9

ЮЖНЫЙ КРЕСТ

Пиратский корабль обстреливал яхту.

Пока капитан пил коктейли в баре

И танцевал танго на качающемся полу,

Кочегар спустился в угольную шахту,

Где было так жарко, как в Сахаре,

Так, что сердце, сгорев, рассыпалось в золу.

Но оно было черное, и никто этого не заметил.

Пираты забрали стихи из каюты

И отплыли, подымая траурный флаг.

— Океанский день был просторен и светел.

Капитан записал: Десять градусов и 33 минуты.

И поставил крест в Малайском архипелаге. —

«Воля России». 1930. № 9

РАССВЕТ

Еще был воздух дымно-сер.

Плыл край земли по алой ленте.

Аэроплан, как Робеспьер,

Гремел в предутреннем конвенте

Смятенных облаков и был

Так нежно розов от дрожанья

Раскрытых над землею крыл

Уже плывущего сиянья.

Я распахнул окно…

                         Извне

В стеклянном воздухе рассвета

Такой простор раскрылся мне

Сквозь утреннюю свежесть лета.

И было слышно в сонный дом,

Как все влюбленней и невнятней

Воркует голубь под окном

На деревенской голубятне.

«Новь». 1930. Октябрь

ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ РОЗАМИ

Загнанные паровозы

Рушатся круче ветра —

Форд покупает розы

На тонны и на метры.

…Блуждают в прохладных сенцах

В широкополых шляпах

Тени пряных эссенций.

Бессонный и душный запах.

Полевой, запыленный попик

Совершает мужицкие требы,

В свете земных утопий

Живым восходя на небо.

А в садах раскрывались печали

Белыми и голубыми

И головками качали.

Плавая в звездном дыме.

И сгорая, как траурный факел,

У железных дверей темницы,

Ночь клубилась пространством во мраке

И звала их, летящих как птицы…

А ветры и паровозы

Несли их алые вести

Далеким, холодным странам,

Где Форд покупает розы

На крылья аэропланам

Для свадебных путешествий…

«Воля России». 1930. № 11–12

ЦЕППЕЛИН НАД МОСКВОЙ

Цеппелин летел над Москвою.

И за стеклами воздушной каюты

Капитан качал головою,

Рассматривая сердце смуты.

«Не опускайте оконной рамы,

Чтоб не задохнуться от испарений муки…»

…Стоя на коленях, храмы

Протягивали к небу руки.

Лазарь и дочь Иаира

Звали — «Воскресни, воскресни»…

Бронзовой грустью мира

Пушкин вздыхал над Пресней.

— Кренился корабль под нагрузкой

Призывов, надежд и боли.

Внизу, на равнине русской,

Угрюмо молчало поле.

…Пассажирам под утро снится:

Ветер северный кружит хлопья.

России черная колесница

Красный гроб везет по Европе.

И смотрят в стеклянные дверцы

Мертвые, синие веки.

Громыхая, железное сердце

Переходит горы и реки.

— Ревели ветры в просторе

Ужасом ночных симфоний.

Но наутро все увидели море

И вишневые берега Японии.

«Воля России». 1930. № 11–12

СМЕРТЬ МИКАДО

Пароходы везли в тумане

Тяжелые, сытые трюмы.

Пел по ночам в океане

Вечности голос угрюмый.

Во дворце умирал Микадо

Осенним вечером хмурым.

Трепетали деревья сада

И бредили — Порт-Артуром.

Старый мастер вздыхал и плакал,

Курил смолу от удушья.

Рисуя аистов — лаком,

И землю — матовой тушью.

Тогда всеблагой и светлейший

Будда с рубиновым оком

Вышел из домика гейши

В порту, за английским доком.

Моряки, не узнавши, кричали

Хриплые, дымные шутки.

На тяжких крыльях печали

Кружили вторые сутки.

И когда душа, вырываясь,

Расплескала лекарство с ложки —

Голубой королевский аист

Стукнул красным клювом в окошко…

И Будда, отвернувшись, плакал.

И плакали в небе души

Над черным траурным флагом,

Нарисованным мертвой тушью…

«Воля России». 1930. № 11–12

ЭКСПЕДИЦИЯ НА СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС

Спрятавшись зайцем в капитанскую рубку.

Весна приплывала на советском ледоколе.

Он курил в снегах голубую трубку

И, кряхтя, ломал ледяное поле.

Весна перед зеркалом надевала серьги,

Мазала губы парижским «ружем»

И прыгала с палубы на Шпицберген,

В белую воронку ночи и стужи.

…По снегу кружили хвостами скунсы.

Через горы шли медведь за медведем.

Уснувшим спутникам белый Амундсен

Подымаясь кричал — Вставайте! Едем!..

Все ниже и ниже спускались медведи.

Шарили ветры в раскрытом чуме.

Полярное солнце, краснее меди,

Смотрело кровавым оком бездумья.

Снега засыпали весну и розы.

Весна отступала на ледоколе.

— Амундсен тихо засыпал под наркозом,

И врач ему сердце вырезал без боли…

Прага 1929 «Воля России». 1930. № 11–12

ЦВЕТЫ МАРГАРИТЫ

— Цветы, ароматы разлейте!

Цветы, вы ею забыты…

Детскими голосами флейты

Поют в саду Маргариты.