Поэтические поиски и произведения последних лет - [25]

Шрифт
Интервал

                 стеклом облитые?
Не пневмолитовые ли
                                    сложения?
Воображение
                    мне нашептало:
«Здесь — цель разведки!»
Крупинки серые
                      лантана,
                                  церия…
Названья странные
металлов редких —
лютеций,
               стронций…
Слова, звучащие
подземно, дивно.
И мысль кипящая
меня ошпарила:
радиоактивность!
Вверху
               у края
сверкнуло солнце,
как грань брильянта,
жужжа,
            сверкая
бурлящей массой
слепящих ядер.
Стена
             стояла
раскрытой кассой,
и в ней —
              миллиарды!
Нашел!
               Конечно!
Вот этот про́гиб…
Здесь —
            цель конечная
                                    моей дороги.
Сны были в руку,
сбылись виденья,
не зря —
               паденье!
Мелькнув шутихой,
грань
             откололась,
ощупать можно!
И тут же
              тихий
                     сигнальный голос:
«Не в этом выход,
оставь,
              все ложно…
В снах —
              нет значенья!»
Но
         излученье
                         все нарастало.
Как разноцветно,
как ярко стало!
Как ленты спектра
горят на призмах!
Какой?
           Который
здесь — чистый торий?
Актиний?
              Литий?
Вернейший признак
моих открытий —
                       стена сияла!
На мелком щебне,
как злой волшебник,
                              стена стояла,
прижав к сверкающей груди
осколки…
А ведь страна еще
не знает,
              сколько
чудес тут скрыто!
Вот что открыто!
Теперь отвергли б мы
нефть,
           уголь,
                         ветер!
Ведь тут энергии
на сто столетий!
Всем людям будущего
запас богатства!
Но как
            добудешь его,
как вверх добраться?
Нельзя,
            нельзя ж его
оставить в нетях,
в теснинах этих
зарывшись заживо!
Как вьются жилы
наследства
                  щедрого
в отвесных скалах!
О, если б
           четверо
сложили б силы
и путь искали,
и я,
           и рядом,
вожак отряда,
и тот,
        с вечерним
зрачков свеченьем,
и тот,
         кому я
             в беде признаться
мог напрямую, —
нам —
           только взяться б —
по плитам каплющим
к подарку яркому
друг другу на плечи
и руку на руку!
Мы б
         в этой гибели
ступеньки б вырубили,
мы проложили бы
путь
         сквозь породу
и положили бы
                   на стол
народу
клад,
           что нашли мы, —
неисчислимый…
Но — под громадою
жил
       и извилин
один — я падаю,
один — бессилен!
О мир товарищей,
как ты далек!
Где остывающий
мой огонек!
Там, в человечестве,
пропасть
             нельзя,
кивни — засветятся
вокруг
           глаза.
Здесь —
          одиночество,
ни слов, ни глаз,
И огонечек твой
почти
            погас…
8
Исчезло
              сна
кино цветное.
Опять тесна
щель
          надо мною.
Лишь серый цвет,
цвет
         однотонный,
принес рассвет
                     в расщеп бездонный.
Но,
       как с клише
неясный оттиск,
от сна
            в душе
                       остался отблеск —
мысль о моих
друзьях забытых,
там,
      в снеговых буграх, зарытых.
Обвал
             сорвал
брезент палатки,
занос
          занес
их слоем гладким,
забиты
            рты
крупою мокрой,
глаза
         мертвы,
сердца
           умолкли!
По снегу — зыбь,
и сгорблен глетчер,
он тонны глыб
взвалил на плечи…
Друзья мои…
             По ним смертельно
прошли слои
               крупы метельной!
Там,
       где столбы
                     ледник расставил,
я бросил их,
             забыл, оставил,
и нет
            других,
что помогли бы,
там,
        как враги,
бездушны глыбы,
и в этой мгле
                лишь я способен
найти их след,
                среди сугробин,
добраться к рации,
стучать, сигналить,
в кровь обдирать свою
ладонь об наледь!
Там есть
                наш след,
приметы, знаки:
примятый снег,
                крючок рюкзака,
лоскут флажка,
брезент ночлега…
Скорей!
              Рука видна из снега,
темна, смугла…
Вчера
             по-братски
мне помогла она
                        взобраться,
и наш вожак
в путь
            через глетчер
взял мой рюкзак
                     себе на плечи.
Теперь он где?
Пропал
            без вести?
И я в беде
            с ним не был вместе,
упав с вершин,
забыв,
            что в мире
я не один,
                 что нас четыре.
Там, где горбы
              хребет раздвинул,
я их забыл,
                 я их покинул,
просвет закрыв
                    своею тенью.
Вот где
          обрыв!
Вот где
            паденье!
Скорее —
                   с глаз
прочь все химеры!
В душе —
                приказ:
«Принять все меры!»
Приказ любви,
                приказ присяги,
страны,
            звезды на красном стяге:
взобраться вверх
отвесным
              камнем,
найти их всех,
                     отрыть руками,
трясти,
            мешать
в смерть углубиться,
дышать
          на них,
                     тереть им лица!
Еще не поздно!
Скалой
              теснимый,
теперь я послан
страной
              за ними,
командирован,
             на пост назначен!
А новым людям
нельзя
            иначе:
ведь там,
                   где новый закон основан,
я человеком
                       хотел быть
новым!
Не может быть,
что нет
         просвета, —
тропинки нить
здесь вьется
                      где-то.
Вот трещин сеть,
вот выступ
                      вылез,

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Лирические произведения

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.