Поэмы - [23]

Та самая, что дал впервые Брут.

Когда и остальные клятву дали,

Они Лукреции кровавый прах

Всем римлянам с помоста показали,

Как повесть о Тарквиния грехах.

И вынесло злодеям всем на страх

Свой приговор народное собранье:

Тарквинию навек уйти в изгнанье!

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «ЛУКРЕЦИИ»

Сюжет, заимствованный Шекспиром из «Фаст» («Месяцеслова») Овидия (кн. II), был обработав им близко к подлиннику. Важнейшие из отступлений относятся к началу и к концу поэмы. У Овидия Коллатин сам показывает Сексту Тарквинию свою жену, когда она ночью прядет; у Шекспира дело ограничивается только тем, что Коллатин рассказывает о красоте и целомудрии Лукреции. У Овидия повествование завершается предсказанием о том, что Секст Тарквиний потеряет свое царство. У Шекспира дано краткое изображение восстания, приведшего к изгнанию Тарквиния из Рима. Лирические отступления также являются шекспировскими и не навеяны непосредственно поэмой Овидия. Обрисовка характеров и описание переживаний Тарквиния и Лукреции — плод творческого воображения Шекспира.

Из лагеря Ардеи осажденной… — Ардея — столица племени Рутулов в восемнадцати милях от Рима.

Коллациум (точнее — Коллация) — город в пяти милях от Рима, место жительства Коллатина.

На герб червонный наложу бельмо я… — Согласно правилам рыцарской чести и геральдики, за нарушение достоинства полагалось закрашивать красным цветом изображение на гербе.

И, с тростника схватив ее… — В английских домах времен Шекспира пол устилался камышом.

Ведь сам Плутон внимал игре Орфея. — В древнегреческом мифе фракийский певец Орфей спустился в ад, чтобы вывести оттуда свою жену Эвридику. Своим пением он так полюбился царю преисподней Плутону, что тот отпустил Эвридику.

Арена для трагедии… — В том, что ночь ассоциируется в поэме с трагедией, видят намек на обычай английского театра эпохи Шекспира вывешивать черный навес над сценой во время представления трагедий (Э.Мелон).

…себя низрину в Лету… — В древнегреческой мифологии Лета — река забвения, воды которой души умерших должны испить перед вступлением в загробный мир для того, чтобы забыть обо всем, что было с ними при жизни.

…как у фонтана статуи наяд. — Наяды в античных мифах — фантастические существа, обитавшие в воде, в частности в водах фонтанов.

Прекрасное изображенье Трои… — Лукреция разглядывает картину, изображающую события, связанные с легендой о Троянской войне, составившей содержание поэмы Гомера «Илиада».

И лебедь бледный… — Намек на древнее поверье о том, что — лебедь перед смертью поет.

Брут — Юний Брут, первый из семьи Юниев получил прозвище — Брут (животное), так как, спасая свою жизнь от подозрительного дяди, царя Тарквиния, притворялся безумным, на что есть намек в поэме: «он блажь былую в ране [Лукреции] схоронил», то есть смерть Лукреции заставила его сбросить маску безумия.

А.Аникст

Жалобы влюбленной Перевод В. Левика

Я, размышляя, на холме лежал

И вдруг услышал горьких жалоб звуки.

Покатый склон, удвоив, отражал

В лазурный купол этот голос муки.

То бурно плача, то ломая руки,

Шла девушка по берегу реки

И все рвала какие-то листки.

Соломенная шляпка затеняла

Ее лицо. Хранили все черты

Печать уже разрушенной немало,

Но все еще приметной красоты.

Был облик полон юной чистоты,

Но юность от безвременной кручины

Уже оделась в частые морщины.

Она пыталась, комкая платок,

Замысловатым вышитый узором,

Соленой влаги осушить поток,

Из глаз гонимый болью и позором,

На вышивку глядела влажным взором,

И горький стон или надрывный крик

Долину оглашал в подобный миг.

То взор ее, горящий исступленно,

Казалось, небо вызывал на бой,

То в землю устремлялся с небосклона,

То в горизонт вперялся голубой,

То вновь блуждал по сторонам с мольбой

И ни на чем не мог остановиться,

Готовый лишь безумью покориться.

Ее рука волос не убрала,

Забыв кокетства милые повадки.

От полурасплетенного узла

Вдоль бледных щек вились две тонких прядки.

Другие ниспадали в беспорядке,

Но меж собой еще хранили связь,

Кой-как под сеткой нитяной держась.

Она швыряла вглубь янтарь, кораллы,

Браслеты — все, что ей дарил он встарь,

И слезы в воду светлую роняла.

Так скаред грош кидает в полный ларь,

Так шлет подарки тароватый царь

Не в то жилье, что скудно и убого,

Но в изобилье пышного чертога.

Брала из сумки новые листки

Записки, письма нежные, — читала,

Задумывалась, полная тоски,

Читала вновь и, разорвав, кидала.

Из пачки, в шелк обернутой, достала

Другие — те, что для любимых глаз

Писались кровью в незабвенный час,

И, оросив слезами эти строки

Поблекшие, сама как смерть бледна,

Она вскричала: «Лицемер жестокий!

Так ложью кровь твоя заражена,

Что как чернила черной быть должна!»

И в гневе, разжигаемом любовью,

Она рвала написанное кровью.

Там стадо пас почтенный, человек.

Гуляка в прошлом, знал он двор блестящий

И шумный город, где провел свой век,

И знал, что боль пройдет, как час летящий.

Он слышал вопли девушки скорбящей,

Приблизился — и теплые слова

К ней обратил по праву старшинства.

На палку опираясь, он садится

Не рядом, но как вежливость велит

И молвит ей: «Откройся мне, девица,

О чем, скажи, душа твоя болит?

Зачем ты плачешь, от каких обид?

Поведай старцу!» — Добрый от природы,