Поэмы - [145]

Шрифт
Интервал

Разорван книги редкой переплет,
Страницы вихрь в пустыне разнесет…
Хранители духовных тайн и сил,
Скажи, оделись в черноту чернил.
Мир был таким смятением объят,
Что наступил, казалось, кыямат.
Достигла войска весть. И плач, и стон,
И вопли раздались со всех сторон.
Казалось — день последний настает,
Казалось — наземь рухнул небосвод.
Раскалывалась высота небес,
А мир во тьме, в густой пыли исчез.
Гремя, качались небо и земля,
И разрушались небо и земля.
Беде, казалось, не было конца,
Но вот — все стихло, волею творца.
Склонились люди, плача и молясь,
Угрозы небосвода устрашась.
И, поминая шаха своего,
Спешили волю выполнить его.
Хоть слезы молча по щекам лились,
Они проворно делом занялись,
Соорудили смертную постель —
Гроб, словно золотую колыбель.
Гроб на носилки водрузив, пошли,
В Искандарию тело понесли.
А раньше их гонец письмо примчал,
С письмом пред шахской матерью предстал.
Узнала мать, что суд небес свершен,
Что Заль навек с Рустамом разлучен.
Она без чувств, как бездыханный прах,
Упала; свет померк в ее глазах.
Очнувшись, больше не хотела жить,
Сама себя хотела истребить.
Она письмо сыновнее прочла,
Но утешенья в горе не нашла.
То был душе ее последний дар,
Что завещал исполнить Искандар.
Умом высоким овладела тьма,
Не достигал сознанья смысл письма.
Не видя, где мучениям исход,
Скажи — сжигая вздохом небосвод,
Она так истомилась, говорят,
Что тайно приняла какой-то яд.
И хоть не сразу умерла она,
Но сердце ядом тем сожгла она.
Телесные мученья, может быть,
Ей горе помогли переносить.
Суставы, жилы истлевали в ней,
Сухие кости пеплом стали в ней.
И в эту пору к ней явились те,
Кто степь и горы видел в черноте.
Они несли носилки на плечах
И в золотом гробу сыновний прах.
Когда она все это поняла,
Могучей волей боль превозмогла.
Надев убор и пояс завязав,
Навстречу вышла, посох в руку взяв.
Увидев жертву своего суда,
Главу склонило небо от стыда.
О, черный день! При виде этих слез,
Несокрушимый дрогнул бы утес.
Табут и гроб увидя издали,
Сдержать рыданья люди не могли.
О, вероломный свод! О, мир — палач!
Средь сонма ангелов поднялся плач.
Царица славных к гробу подошла
И говорить сквозь слезы начала:
«Добро пожаловать, мой дорогой!
Твоя служанка, жертва — пред тобой.
Наш бедный кров тебя не скрыл, не спас.
Любитель странствий, ты покинул нас.
Ты там теперь, где льется чистый свет,
Тебя отныне в темном мире нет.
Там — светлый сад эдема для тебя!
Смятенье мира немо для тебя.
И хоть постичь не может разум мой
Уход внезапный твой в предел иной,
Но если ныне радостно тебе,
То покориться мы должны судьбе.
А мне, увы, сносить превыше сил
Гонение бесчувственных светил.
Зачем сама я прежде не ушла,
Тебе устроить встречу не смогла?
Вот солнце путь закончило дневной,
Остался древний свод, объятый тьмой!
Могла ль поверить я, что ждет меня?
Не дождалась бы я такого дня.
Коль мне бы видеть сон такой пришлось,
То сердце бы мое разорвалось!
Сель налетел на этот ветхий дом
И все разрушил на пути своем…
Когда б я волю дать могла слезам,
Подобно всем несчастным матерям,
В рыданьях скорбь моя бы изошла,
И я свои бы волосы рвала,
Покрыла бы ланит своих шафран
Тюльпанами кровоточащих ран,
Вопя, разорвала бы ворот свой,
Вся черным бы покрылась с головой,
Как рев карная, мой немолчный крик,
Наполнив мир, зенита бы достиг!
Я над твоим бы ложем гробовым
Нашла конец страданиям своим.
От гнета неба, вслед тебе спеша,
Освободилась бы моя душа.
Вот — ты ушел в неведомую даль…
И мука мне, и вечная печаль,
Что не могу покинуть этот свет,
Что не могу нарушить твой запрет.
Пришло ко мне, тебя опередив,
Письмо твое, и в том письме ты жив.
Боль исступленную я утаю
И в мире волю выполню твою.
И что печаль моя, что слезы глаз,
Когда передо мною твой приказ.
Ведь это не хакан и не кайсар
А сам повелевает Искандар!
О, чистый перл жемчужницы моей!
Где ты, владыка суши и морей?»
Так говорила мать царя. И вот
В смятенье впал толпившийся народ.
Как дети или женщины — скажи,
С царем прощаясь, плакали мужи.
И вот в могилу опустили прах,
Земному праху возвратили прах.
В глубокий склеп тяжелый гроб внесли,
И скрыли солнце в глубине земли.
Таков он — мира древний обиход:
В бездонный кладезь солнце дня уйдет.
Над темною могилой светлый храм
Воздвигли — подобающий царям.
Над храмом — купол, бирюзы синей.
Оплакивали шаха сорок дней,
И понемногу в людях наконец
Утихла, улеглась печаль сердец.
Чредою дни иные подошли,
С собой свои заботы принесли.
Терпимость к повелениям судьбы
Являют люди, времени рабы.
* * *
Саки! Печалью горькой грудь полна!
Наполни чашу горечью вина.
Пусть я источник чаши осушу,
Мой дом пустой рыданьем оглашу.
Приди, певец, прижми к губам свой най,
Руину сердца песней наполняй.
И я с любовью сердца разлучен,
Разлукой неисходной омрачен.
Нет в мире верности, о Навои,
Хоть верность все сокровища твои!
Мирской бедой не будет сокрушен,
Кто чтит священной бедности закон!

Семь мудрецов приходят к матери Искандара; и каждый из них, кроме молитв и похвал, одевая мысль в шелковые одеяния слов, как бы излучает сияние мудрости и, кроме похвал и одобрений, рассыпает жемчужные украшения избранных речений; и, склонясь перед ними, как дряхлый мир перед семью небесами, она просит у них прощенья

Рыдающая в тишине дворца,

Еще от автора Алишер Навои
Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Язык птиц

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни.


Семь планет

«Семь планет» — предпоследняя поэма «Пятерицы». Это остросюжетное многоплановое произведение, в котором ход повествования перебивается семью вставными новеллами в стихах. Причем каждая из них, при ее самостоятельном характере, связана с главной сюжетной линией поэмы, в центре которой история любви шаха Бахрама Гура и невольницы по имени Диларам.


Газели

В произведениях Алишера Навои тюркский стих достиг вершин художественности, — его газели отличает филигранная обработка, виртуозная инструментовка, семантическая игра, свежесть метафор.


Стена Искандара

«Стена Искандара», пятая, последняя, поэма «Пятерицы», — объемное многоплановое эпическое произведение, в котором нашли свое отражение основные вопросы, волновавшие умы и сердца людей того далекого времени и представляет собой подлинную энциклопедию общественной жизни и мыслей эпохи Навои.Главным героем поэмы является Искандар, и почти весь сюжет произведения связан с его личностью, с его деятельностью и мировоззрением. В лице великого полководца древности Навои создает образ идеального правителя и противопоставляет его государственным деятелям своей эпохи.


Рекомендуем почитать
Беседы о живописи монаха Ку-гуа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Книга скорбных песнопений

ГРИГОР НАРЕКСКИЙ (Нарекаци), монах (951-1003), армянский поэт, философ-мистик и богослов. Род. в семье писателя. Почти всю жизнь провел в обители Нарека, где преподавал в монастырской школе. Автор мистич. толкования на Песнь Песней (977) и многочисл. поэтич. произведений (в т. ч. «Славословие апостолам»). Поэзия Нарекаци глубоко «библеична», пронизана образами, темами и реалиями свящ. истории. При этом ее отличает интимный, личный характер. В «Книге скорбных песнопений» (1002), как в «Великом каноне» *Андрея Критского, события и лица обоих Заветов служат отправной точкой для раздумий о жизни, о несовершенстве и греховности человека.


Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий

Абу Абдаллах Мухаммед ибн Абдаллах ибн Баттута ал-Лавати ат-Танджи по праву считается величайшим путешественником мусульманского средневековья. За почти 30 лет странствий, с 1325 по 1354 г., он посетил практически все страны ислама, побывал в Золотой Орде, Индии и Китае. Описание его путешествий служит одновременно и первоклассным историческим источником, и на редкость живым и непосредственным культурным памятником: эпохи.


Повесть о старике Такэтори (Такэтори-моногатари)

«Повесть о старике Такэтори» («Такэтори-моногатари», или «Такэтори-но окина моногатари») была известна также под названием «Повесть о Кагуя-химэ». Автор неизвестен. Существует гипотеза, что создателем ее был Минамото-но Ситаго (911–983), известный поэт и ученый. Время создания в точности не установлено, но уже в XI веке «Повесть о старике Такэтори» считали «прародительницей всех романов». Видимо, она появилась в самом конце IX века или в начале десятого. С тех пор и до нашего времени повесть эта пользуется огромной популярностью среди японских читателей.


Благословение Заратуштры (Африн-и-Зартукхшт)

Предлагаемый Вашему вниманию короткий текст называется «Африн-и-Зартукхшт». Номинально он относится к авестийской книге «Афринаган», к которой примыкают в качестве приложения так называемые «Африны» (Благословения). Большая их часть составлена во времена Сасанидов на среднеперсидском языке, вероятно, самим праведным Адурбадом Мараспэндом, но «Африн-и-Зартукхшт» примыкает к этим текстам только по схожести названий. Разница же в том, что это именно авестийский текст, составленный в древности на обычном языке Авесты, кроме того, он не соотносится ни с одним из известных сейчас Афринаганов (специальный авестийский ритуал) и, вероятнее всего, является фрагментом более обширного, но не сохранившегося авестийского текста, который входил в 11-й наск Авесты – «Виштасп-Саст-Наск».


Тама кусигэ (Драгоценная шкатулка для гребней)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шах-наме

Поэма Фирдоуси «Шах-наме» («Книга царей») — это чудесный поэтический эпос, состоящий из 55 тысяч бейтов (двустиший), в которых причудливо переплелись в извечной борьбе темы славы и позора, любви и ненависти, света и тьмы, дружбы и вражды, смерти и жизни, победы и поражения. Это повествование мудреца из Туса о легендарной династии Пишдадидов и перипетиях истории Киянидов, уходящие в глубь истории Ирана через мифы и легенды.В качестве источников для создания поэмы автор использовал легенды о первых шахах Ирана, сказания о богатырях-героях, на которые опирался иранский трон эпоху династии Ахеменидов (VI–IV века до н. э.), реальные события и легенды, связанные с пребыванием в Иране Александра Македонского.


Корабль дураков. Похвала глупости. Навозник гонится за орлом. Разговоры запросто. Письма тёмных людей. Диалоги

В тридцать третий том первой серии включено лучшее из того, что было создано немецкими и нидерландскими гуманистами XV и XVI веков. В обиход мировой культуры прочно вошли: сатирико-дидактическую поэма «Корабль дураков» Себастиана Бранта, сатирические произведения Эразма Роттердамского "Похвала глупости", "Разговоры запросто" и др., а так же "Диалоги Ульриха фон Гуттена.Поэты обличают и поучают. С высокой трибуны обозревая мир, стремясь ничего не упустить, развертывают они перед читателем обширную панораму людских недостатков.


Разбойники

Основной мотив «Разбойников» Шиллера — вражда двух братьев. Сюжет трагедии сложился под влиянием рассказа тогдашнего прогрессивного поэта и публициста Даниэля Шубарта «К истории человеческого сердца». В чертах своего героя Карла Моора сам Шиллер признавал известное отражение образа «благородного разбойника» Рока Гипарта из «Дон-Кихота» Сервантеса. Много горючего материала давала и жестокая вюртембергская действительность, рассказы о настоящих разбойниках, швабах и баварцах.Злободневность трагедии подчеркивалась указанием на время действия (середина XVIII в.) и на место действия — Германия.Перевод с немецкого Н. МанПримечания Н. СлавятинскогоИллюстрации Б. Дехтерева.


Учитель Гнус. Верноподданный. Новеллы

Основным жанром в творчестве Г. Манна является роман. Именно через роман наиболее полно раскрывается его творческий облик. Но наряду с публицистикой и драмой в творческом наследии писателя заметное место занимает новелла. При известной композиционной и сюжетной незавершенности новеллы Г. Манна, как и его романы, привлекают динамичностью и остротой действия, глубиной психологической разработки образов. Знакомство с ними существенным образом расширяет наше представление о творческой манере этого замечательного художника.В настоящее издание вошли два романа Г.Манна — «Учитель Гнус» и «Верноподданный», а также новеллы «Фульвия», «Сердце», «Брат», «Стэрни», «Кобес» и «Детство».