Поэмы - [127]

Источник животворного вина!

Нет в мире ни хакана, ни Маллу.

Они ушли в неведомую мглу.

По краю кубка вязью вьется стих.

«Они ушли, не говори о них!..»

И не об Искандаре песнь веди,

О Хызре говори и о Махди![136]

Описание зимы, леденящий ветер которой напоминает холодные вздохи скорбящих сердцем влюбленных и стужа которой рассказывает легенды о душистом дыхании влюбленных, в душе которых горит огонь, и ледяной покров которой напоминает мрамор, а ее буран побеждает весь мир, и в это время года белый мир с небесным ликом становится светлым от пламени, подобного солнцу, или от вина, подобного огню, и собрание пирующих расцветает от весны улыбок солнцеликой красавицы

Огонь — зиме, вино пирам дано.

Вино, как пламя, пламя, как вино.

Огонь в жаровне, словно гроздий сок.

Вино красно, как пламени цветок.

А шейки фляг длинней гусиных шей,

А на углях жаркое из гусей.

Как розы, рдеют угли в очагах.

Игра их отражается в глазах.

Вино красавец юный в кубки льет.

Другой — алоэ на угли кладет.

И угли, источая сладкий дым,

Дом озаряют блеском золотым.

Рубином уголь чудится в золе.

Рубин вина, как пламя в хрустале.

Пусть ночь, как мускус, за окном черна,

Сияньем наша горница полна.

Там, за дверьми, над мускусной землей,

Ночные тучи сыплют камфарой.[137]

За дверью буря, вьется снежный прах,

А здесь — огонь и гости на коврах,

С опущенной в раздумье головой,

Внимают пенью пери молодой.

Поражено их сердце не вином,

А пеньем пери, глаз живым огнем.

В том пробудилась тайная печаль,

И он на крыльях дум унесся вдаль.

Когда ж он станет жертвою вина,

И сядет юная пред ним луна, —

В нем, непрерывно горечью дыша,

Как чаша, переполнится душа.

Жизнь без нее — долина горьких бед.

Взглянуть же на нее отваги нет.

Скажи: беда тому и тот пропал,

Кому она свой поднесет фиал.

И он главу преклонит, и тогда

Не подниматься ей до дня Суда…

Но тот блажен, кто в этот час умрет,

Жизнь вечную он в смерти обретет.

Когда влюбленный разума лишен,

Упав, как пьяный, он впадает в сон.

Луна, едва зарей блеснет восток,

Чтоб отогнать похмелье, пьет глоток.

И, затевая пиршество опять,

Повелевает свечи зажигать.

Ее глаза и томны и темны,

И мы вином ее опьянены.

Колпак соболий набекрень у ней

На светлый лоб надвинут до бровей.

В баранью шубку кутаясь, она

Как солнце дня в созвездии Овна.[138]

И, календарь забыв, не видим мы

Помехи для весны среди зимы.

Она найдет влюбленного в нее,

Что впал, как в смерть, в глухое забытье.

Возьмет потреплет за ухо его,

Чтоб красоты он видел торжество.

И как мессия, к жизни воскресит

Того, кто ночью ею был убит.

Блажен, кто ею к жизни возвращен, —

Он Хызром к новой жизни приобщен.

Тот, кто живую воду изопьет,

Дыханье новой жизни обретет,

И притчей в мире станет речь о том,

Кто опален бессмертия огнем.

Не говори, что пьян Меджнун больной,

Скажи: расстроен в нем сознанья строй.

Он обезумел, пери увидав,

Ушел от мира, мира не познав.

Увидев, что любовь грозит уму,

Чтоб тайна не открылась никому,

Он выйдет из дому в рассветной мгле,

Пойдет бродить безумцем по земле.

Пусть он ушел во вьюгу, по снегам,

Но мир иной открыт его глазам…

С нагорий дует ветер все лютей,

Пронизывая тело до костей.

Пластинами сверкающего льда

Окаменела быстрая вода.

Источник-солнце в чаше ледяной

Блистает, искрясь яркою звездой.

И звезд небесных чистые лучи

Пылают ярче над землей в ночи.

А солнце светит тускло, и тепло

Из естества лучей его ушло.

И люди прячут лица в башлыках,

У странников сосульки на усах.

Как летом мотыльки на свет свечи,

Слетелись птицы на огонь в ночи.

Тенета дыма разостлал костер,

Как зерна, искры разбросал костер.

Лик месяца от стужи посинел.

Свод неба, словно льдина, побледнел.

Седые в небе облака висят,

Рождающие белый снегопад.

Знамена вьюги хан зимы подъял

И с войском бурь на край садов напал.

Он цветники разграбил и в ночи

Сорвал с деревьев золото парчи.

Тепло и свет пытаясь уберечь,

Деревья просят — их в костер посечь.

И пламя ярко блещет, как фазан,

Зимы студеной озаряя стан.

Мир в горностай оделся, нем и глух

Оделись люди в мех, и шерсть, и пух,

И, в плечи головы свои втянув,

Сидят, перед сандалом прикорнув.

Коль на змею зимою поглядишь,

Ее с куском веревки ты сравнишь.

Безвредна, силы стужей лишена,

Она свиваться, прядать не вольна.

К огню живому гурии сошлись,

Как звезды, что вкруг солнца собрались.

И всяк зимою привлечен огнем,

Как желтая солома янтарем.

Когда декабрь повеет на пруды

И серебром покроет ртуть воды, —

То рыба, скрыта под ледовый свод,

Зиме-акуле в пищу не пойдет.

Когда подымет рать январь-Бахман,

Земля, тверда, лежит, как Руинтан.[139]

И вновь столпотворенье над землей

Несет воитель, от снегов седой.

В его глазах суровых стынет мгла,

И не вольна сразить его стрела.

И странным взору мнится мир земной,

Где все смешалось в буре снеговой.

Тогда в смущенье отступаем мы

Перед набегом воинства зимы,

И нет пути в пустынях снеговых,

И свет очажный — благо для живых.

Согрет и дышит амброю покой,

Ад снеговой бушует за стеной.

И гурия небес к тебе сойдет,

И чашу вод Ковсара принесет.[140]

Подъемля чашу к жаждущим губам,

Блаженства полн, пади к ее ногам.

Тогда крутую выю небосвод,

Боюсь, от зависти к тебе, свихнет.

Счастливец, час раздумьям посвяти,

От сглаза заклинание прочти.