Поэмы и стихи - [26]

Найдем отраду в тусклом свете звезд.

Но слушайте! Вот соловей запел.

"Звучнейшая, печальнейшая" птица!

Печальнейшая птица? Нет, неправда!

Нет ничего печального в Природе.

То, верно, был ночной скиталец, с сердцем,

Пронзенным памятью о злой обиде,

Недуге давнем иль любви несчастной

(Собой, бедняга, наполнявший все

И слышавший в нежнейших звуках повесть

Своей же скорби), иль ему подобный,

Кто первый назвал эту песнь печальной.

И этой басне вторили поэты,

Которым, чем за рифмами гоняться,

Гораздо лучше было бы прилечь

На мху лесной лощины, у ручья,

При солнце или месяце, внушеньям

Живых стихий, и образов, и звуков

Всю душу отдавая, позабыв

И песнь свою, и славу! Эта слава

Тонула  бы в  бессмертии  Природы, —

Удел достойнейший! — и эта песнь

С Природой бы слилась, и как Природу

Ее любили бы. Но так не будет;

И поэтичнейшая молодежь,

Что коротает сумерки весны

В театрах душных, в бальных залах, сможет

По-прежнему сочувственно вздыхать

Над жалобною песнью Филомелы.

Мой друг, и ты, сестра! Открыта нам

Другая мудрость: в голосах Природы

Для нас всегда звучит одна любовь

И радость! Вот веселый соловей

Стремит, торопит сладостный поток

Своих густых, живых и частых трелей,

Как бы боясь, что тьмы апрельской ночи

Ему не хватит, чтобы песнь любви

Спеть до конца и с сердца сбросить груз

Всей этой музыки!

                  Я знаю рощу,

Дремучую, у стен высоких замка,

Где не живут уже давно. Она

Вся заросла густым хворостником,

Запущены широкие аллеи,

По ним трава и лютики растут.

Но я нигде на свете не встречал

Так много соловьев;  вдали,  вблизи,

В деревьях и кустах обширной рощи,

Они друг друга окликают пеньем, —

Где и задор, и прихотливость лада,

Напевный рокот и проворный свист,

и низкий звук, что всех других отрадней, —

Такой гармонией волнуя воздух,

Что вы, закрыв глаза, забыть готовы,

Что это ночь! Меж лунными кустами

С полураскрытой влажною листвой

Вы по ветвям увидите сверканье

Их ярких, ярких глаз, больших и ярких,

Когда лампаду страстную затеплит

Светляк во мраке.

                Молодая дева,

Живущая в своем радушном доме

Поблизости от замка, в поздний час,

(Как бы служа чему-то в этой роще,

Что величавей, чем сама Природа)

Скользит по тропам; ей давно знакомы

Все звуки их и тот летучий миг,

Когда луна за облако зайдет

И смолкнет все кругом; пока луна,

Вновь выплывая, не пробудит властно

И дол, и твердь, и бдительные птицы

Не грянут разом в дружном песнопенье,

Как если бы нежданный ветер тронул

Сто небывалых арф! Она видала

Порой, как соловей сидит, вертясь,

На ветке, раскачавшейся от ветра,

И в лад движенью свищет, ошалев,

Шатаемый, как пьяное Веселье.

С тобой, певец, до завтра я прощаюсь,

И вы, друзья, прощайте, не надолго!

Нам было хорошо помедлить тут.

Пора и по домам. — Вновь эта песнь!

Я был бы рад остаться! Мой малютка,

Который слов не знает, но всему

Забавным подражает лепетаньем,

Как бы сейчас он к уху приложил

Свою ручонку, оттопырив палец,

Веля нам слушать! Пусть Природа будет

Ему подругой юности. Он знает

Вечернюю звезду; раз он проснулся

В большой тревоге (как ни странно это,

Ему наверно что-нибудь приснилось);

Я взял его и вышел с ним — в наш сад;

Он увидал луну и вдруг умолк,

Забыв про плач и тихо засмеялся,

А глазки, где еще дрожали слезы,

Блестели в желтом лунном свете! Полно!

Отцам дай говорить! Но если Небо

Продлит мне жизнь, он будет с детских лет

Свыкаться с этой песнью, чтобы ночь

Воспринимать, как радость. — Соловей,

Прощай, и вы, мои друзья, прощайте!

1798.

СТРАХИ в ОДИНОЧЕСТВЕ (Fears in Solitude)

Перевод Михаила Лозинского (1920 г.)

Написано в апреле 1798 г. во время угрозы

неприятельского нашествия

Зеленый, тихий уголок в холмах, У

кромный, тихий дол! Безмолвней края

Не оглашала жаворонка песнь.

Повсюду вереск, лишь один откос

Одет, как радостной и пышной ризой,

Всегда цветущим золотистым дроком,

Что распустился буйно; но долина,

Омытая туманами, свежа,

Как поле ржи весной иль юный лен,

Когда сквозь шелк его стеблей прозрачных

Косое солнце льет зеленый свет.

Здесь мирный, благодатный уголок,

Любезный всем, особенно тому,

Кто сердцем прост, кто в юности изведал

Довольно безрассудства, чтобы стать

Для зрелых лет спокойно умудренным!

Здесь он приляжет на увядший вереск,

И жаворонок, что поет незримо

Любимое пустыней песнопенье,

И солнце, и плывущий в небе ветер

Его наитьем нежным покорят;

И он, исполнен чувств и дум, поймет

Отраду созерцанья и постигнет

Священный смысл в обличиях Природы!

И, тихо погружаясь в полусон,

Он будет грезить об иных вселенных,

Все, слыша голос, жаворонок, твой,

Поющий, словно ангел в облаках!

О, боже мой! Как горестно тому,

Кто жаждет душу сохранить в покое,

Но поневоле чувствует за всех

Своих земных собратьев, — боже правый!

Мучительно подумать человеку,

Какая буря может закипеть

И здесь, и там, по этим тихим склонам —

Нашествие врага, и гром, и крик,

И грохот нападенья: страх и ярость,

И пламя распри — в этот миг, быть может,

Здесь, в этот миг, на острове родном:.

Стенанья, кровь под этим светлым солнцем!

Сограждане! Мы согрешили все,

Мы тяжко согрешили перед богом

Жестокостью. От запада к востоку

Стон обвинения несется к небу!

Несчастные нас обличают; толпы

Неисчислимых, грозных, наших братьев,

Сынов господних! Как зловонный облак,