Подводная газета - [5]
По земле весна движется с юга. В горах поднимается снизу вверх. А в воде — опускается сверху вниз.
Придёт день, и вдоль берегов проступит голубая полоска. Будто кто обведёт берега голубым карандашом. Лежит озеро перед тобой, как белое блюдечко с голубой каёмочкой. Значит, вот-вот пробьются закраины и заплещет в них живая волна.
Пробьётся вода и начнёт отжимать лёд от берегов. Потемнеет лёд, проступят серо-зелёные пятна, лужи воды. Покряхтывает ледяная твердь, упирается. Но распадается на куски.
Волны выбросят ледяную кашу на берег, солнце на капельки растопит. Теперь раздолье весне. Без помех опускается она в озёрную глубину сверху вниз.
Молчал, молчал Рыболов — и не вытерпел.
До чего ж хорошо! — говорит. — Всегда на озере полной грудью дышу!
Услыхал его в воде крошечный Циклоп и шепчет:
— Подумаешь, грудью! А я вон, может, сразу всеми ногами дышу. Так дышу, что только пятки сверкают!
Плыла мимо стрекозиная Личинка, вмешалась в разговор:
— Ногами — что, я вон хвостом дышать могу. Выставлю хвост наружу и дышу!
— Расхвастались! — перебил личинку Червь-трубочник. — Один грудью, другой ногами, третий хвостом. А я сразу всем телом дышу — вот как! И спиной, и животом, и поясницей! И полной грудью, и во все бока и лопатки! То-то легко дышится!
Смотрю сквозь воду на дно — чёрточки, чёрточки! Даже в глазах зарябило. Я думал, это хвоинки на дне, только чего это все они остриём в одну сторону — против течения?
Присмотрелся и вижу, что «хвоинки» — то одна, то другая — вдруг начинают дрыгаться, дёргаться, всплывают и ложатся на новое место!
Эге, да это рыбьи личинки недавно вылупились из икры. И хоть никто их не учил, никто не показывал, а у всех нос против струи: чтоб течением не сносило.
Окушки и щучки любят погреться в тёплой воде и понежиться на солнце. Для этого выходят они из глубины на самую мель. И подолгу стоят неподвижно. Будто бы загорают.
Только загар рыбий особый. Мы, люди, от загара темнеем, а рыбы от загара светлеют.
Выходят они из глубины на мель тёмные, а «позагорают» — и станут светлыми.
Слаб рыбий загар. Стоит щуке или окуню вновь опуститься в тёмную глубину, и готово — сошёл весь «загар»! Снова станут тёмными, будто и не грелись на солнце…
Есть, есть, есть! Картофельная шелуха — пойдёт! Рыбий хвост — очень хорошо! Куриные потроха — с превеликим удовольствием!
У мостков, где хозяйки скребут рыбу, чистят картошку, потрошат птиц, всегда кишат шитики — личинки ручейников в домиках из песка.
Есть, есть, есть! Днём и ночью! Утром и вечером!
Всю зиму ручей спал под ледяным одеялом. Весной проснулся, одеяло долой — и бегом к речке: речку будить.
Интересно сейчас надеть резиновый костюм, зайти по пояс в ручей, лечь на воду, опустив лицо с маской вниз, и оттолкнуться ластами. Вода подхватит тебя и понесёт…
Ноги чуть разведи, руки в стороны — чтоб отталкиваться от берегов и коряг, — плыви и смотри. Сразу покажется, что не ты плывёшь, а дно под тобой, как волнистая лента, несётся назад.
То оно опускается в глубину и исчезает из глаз, то вновь появляется, стремительно приближается, и вот уже у самого носа рябит разноцветными камешками.
То тёмный вязкий ил, то весёлый светлый песок. Утонувшие набухшие лохмотья коры, скелеты листьев, как тонкие чёрные кружевца, палки, укутанные махровым илом.
Тонкие, узкие листья осоки бьются на течении, как зелёные ленты на ветру. На затонувших торчках зелёные вымпелы застрявшей травы. А в тихой заводи кисейная тина на коряге, как зелёное облачко. И опять серый и пухлый ил.
Вот среди тусклоты и темноты яркие зелёные звёздочки. А вот красный и сочный стебелёк. А вот размытые корни кувшинок, похожие на пятнистые леопардовые лапы.
Со дна уже пробивается жизнь.
Плоский камень, рядом — белая пена. Уж не водяной ли тут намыливал шею и смывал зимнюю грязь?
Лечу над песчаным дном, как по воздуху. Коряга, камень. Поворот, ещё поворот. А вот и река.
Есть примета, что крупные щуки выходят на нерест тогда, когда мечут икру лягушки. Поэтому, когда в мелком травяном заливе заурчали лягушки, я надел резиновый костюм и полез в воду. Мне хотелось узнать, как играют большие щуки. Но мне не повезло. Ползал я среди кочек, поднимая тучи мути, и неподвижно лежал на воде: щуки не подходили. Промёрз, вымазался, устал. Хотел уж выползать на берег, как услышал тяжёлые всплески. Тихонько, отталкиваясь от дна руками, подтягиваясь за тростнички, стал приближаться к всплескам. Пятнистое тело — большая щука! Извиваясь, как ящерица, ползёт она между кочек, и за ней волочится муть. Щучьей спины мне не видно из-под воды: она торчит над водой.
С щукой что-то неладно: как-то странно дёргается, судорожно бьёт хвостом и время от времени ложится на бок, показывая мне своё пятнистое брюхо.
Вот щука наклоняется ко мне спиной: на спине сидит лягушка! Передними лапками намертво обхватила щуку за шею, вдавив жаберные крышки. Щука ничего не может поделать: она измучена и задыхается. Перевернулась вверх брюхом и беспомощно закачалась под самым «небом», как дирижабль. Тут смелой наезднице стало нечем дышать; она отпустила щуку и уплыла, резво дрыгая перепончатыми ногами.
