Подвиг на Курилах - [2]
Мог бы, конечно, Николай сказать, будто с первого дня службы на флоте мечтал попасть именно на «Север». Дескать, спал и видел себя «хозяином верхней палубы» на таком замечательном корабле. Тогда наверняка он сразу же заслужил бы расположение капитан-лейтенанта. Но не умел старшина льстить, подлаживаться к настроению других, будь этот другой даже сам командир корабля. Ему еще в детстве мать внушила: «Человек — не подсолнух, человеку не пристало весь свой век за солнцем головой ворочать…»
— Ну, что молчишь, старшина? — поторопил командир. — Говори, не стесняйся.
— Вы верно поняли, товарищ капитан-лейтенант, — Вилков поднял свою круглую, коротко стриженную голову. — Мне не очень хотелось уходить с родного корабля. — Он сделал упор на слово «родного».
— Что ж, спасибо за откровенность.
Командир поднялся. Вскочил, приняв стойку «смирно», и Вилков. Теперь, когда они стояли друг против друга, оказалось, что оба почти одинакового роста. Только у Вилкова плечи пошире да и весь он от прямых, мускулистых ног до выпуклой, обтянутой синей фланелью груди, короткой, как у атлета, шеи, выглядел массивней и поэтому казался немного ниже командира.
Уже не предлагая больше садиться и сам оставаясь на ногах, капитан-лейтенант сухим официальным тоном посвятил старшину в круг его обязанностей, посоветовал быть повзыскательней, не преминул заметить, что корабль всегда числился на хорошем счету.
— Завтра доложите, как устроились, — сказал он в заключение.
В старшинской каюте Николай присел на скамейку, огляделся. В два этажа койки, отгороженные тяжелыми плюшевыми шторами, намертво привинченный к палубе выкрашенный под дуб стол, покрытый зеленой материей. Две банки, как называют здесь скамейки. На переборке в самодельной металлической рамке цветная вырезка из «Огонька» — три летчицы, совершившие рекордный перелет — Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова. Они улыбаются, из-под откинутых на затылок летных шлемов выбиваются легкие волосы…
Спустя несколько минут Вилков уже стоял на полубаке. Боцманская команда была в полном сборе. С нескрываемым интересом краснофлотцы разглядывали нового боцмана, появление которого, видимо, оторвало их от каких-то занятий. Ближе всех к Вилкову оказался приземистый, будто вросший в палубу, человек. На розовом, мясистом лице его блестели бусинки пота, а маленькие карие глазки смотрели на Вилкова в упор. Всем своим видом он словно бы говорил: «На первый взгляд ты орел, а каким окажешься на поверку, еще неизвестно, может, и мокрой курицей».
— Что ж, давайте знакомиться, — произнес старшина. — Фамилия моя Вилков, звать Николай, по батюшке — Александрович. А теперь вы себя назовите. Начнем с вас. — И Вилков указал глазами на приземистого человека.
Тот неожиданно тонким голосом произнес:
— Егоров Василий Карпович.
— Уваров Анатолий Ильич…
— Осьминкин Владимир Иванович…
— Синицын Леонид Борисович…
Разве он мог сразу всех запомнить? Конечно, Егорова ни с кем не спутаешь. Да и Уварова тоже: выглядит совсем мальчишкой. Длинный, худющий, шея тонкая, уши оттопыренные, большие, как вареники, а на щеках и на верхней губе рыжеватый пух. «Наверное, ни разу еще не брился, — подумал Вилков, исподтишка разглядывая Уварова. — Кисти рук в свежих царапинах. Нелегко, наверное, дается юноше корабельная наука…»
— Чем вы занимались перед моим приходом? — спросил спокойно боцман, ни к кому персонально не обращаясь.
Ответил Егоров.
— Ремонтировали оборудование.
— Продолжайте, не буду вам мешать.
И Вилков направился в носовую часть корабля, откуда стал наблюдать, как Анатолий Уваров тщетно пытается срастить упругие металлические нити троса. Длинные, тонкие пальцы хватают то один, то другой конец, нагибают их, но стальные нити пружинят, не поддаются, больно жалят руки.
— Эх, ты, салажонок, был бы мичман Дроздов, он бы тебя живо приучил к нашей работе, — презрительно бросил ему Егоров.
Вилков, стоявший за шлюпкой, не был виден матросам. Да и не до него им было, занятым работой. Его поразило, что Егоров, сам легко, без видимых усилий сращивающий тугие нити тросов, и не собирается помочь товарищу.
Пришлось подойти к Уварову, взять из его рук инструмент. Повернувшись к нему, ободряюще сказать:
— Видите, ничего здесь трудного нет. Научитесь. Еще и самому Егорову пять очков вперед дадите! — Он нарочно подчеркнул слово «самому».
И без того румяное лицо Егорова вспыхнуло, заходили под тугой кожей желваки.
— Мало каши съел, чтобы со мной тягаться, — обиделся он.
— А вы, оказывается, человек гордый, конкуренции не терпите, — поддел его Николай. — Сами у мичмана Дроздова научились, а товарищу помочь не хотите. Не по-флотски это, Василий Карпович. — И уже обращаясь к Уварову: — Вот так продолжайте. Не будет получаться, Егоров вам поможет. Как, Егоров, поможете?
— Помогу, почему не помочь…
Знакомство с замполитом
С заместителем командира по политической части они сразу нашли общий язык. Оказалось, он, как и Вилков, до службы был речником. И это сблизило их.
Замполит спросил, какое впечатление произвела на боцмана команда.
Николай ответил не сразу.
— Народ в команде вроде неплохой, — осторожно начал он. — Есть отличные специалисты. Егоров, например… Уваров, тот совсем еще молодой. А в общем, я доволен. Сразу почувствовал школу мичмана Дроздова.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.