Подвиг капитана Сабурова - [4]

 Сабуров нашёл Ремизова в тесном блиндажике, лежащим на койке плашмя, с подушками, подложенными под голову и грудь.

 — От генерала, что ли? — нетерпеливо спросил Ремизов.

 — От генерала, — сказал Сабуров. — Здравствуйте, товарищ полковник!

 — Здравствуйте, Сабуров! Я так и думал, что кто-нибудь от генерала, и велел стрельбу не открывать. Ну, как там у вас?

 — Всё в порядке, — сказал Сабуров, — за исключением того, что от генерала Проценко до полковника Ремизова приходится ползать на животе.

 — Хуже, когда приходится лежать на животе, — сказал Ремизов. Потом, хитро прищурившись, посмотрел из-под густых седых бровей на Сабурова и спросил: — Вам уже, наверное, говорили о моём ранении?

 — Говорили, — сказал Сабуров.

 — Ну, конечно, рады позлословить. «Командир полка ранен в интересное место...» Погодите, погодите, — вдруг перебил он самого себя, — да что вы весь в крови? Ранены, что ли?

 — Нет, — сказал Сабуров. — Немца убил.

 — Ну, снимите хоть этот ватник, что ли. Эй, Шарапов, дай капитану умыться и ватник мой дай! Снимайте.

 Сабуров стал расстёгиваться.

 — Ну, что вам генерал приказал?

 — Уточнить положение и сообщить, — сказал Сабуров, умалчивая о том, что Проценко предполагал худшее и приказал ему возглавить полк.

 — Ну, что же, положение, — сказал Ремизов, — положение не столько плохое, сколько постыдное. Отдали кусок берега. Комиссар полка убит. Два командира батальонов убиты. Я, как видите, жив. Надо восстанавливать положение. Как генерал настроен восстанавливать положение?

 — Думаю, в предвидении этого он меня и по-, слал, — сказал Сабуров.

 — Я тоже так предполагаю. Ну, с двух сторон восстанавливать надо, разумеется, — сказал Ремизов. — Значит, обогреетесь, придётся вам двигаться обратно.

 — Придётся, — сказал Сабуров.

 — А можете остаться у меня, командира туда пошлю. Как вам приказано?

 — Нет, я вернусь, — сказал Сабуров.

 — Семён Семёнович! — крикнул Ремизов.

 Вошёл майор, начальник штаба.

 — Схемочка нашего расположения сделана?

 — Сейчас кончим, — сказал начальник штаба. — Уточняем.

 — Ну, давайте скорее, скорее, батенька. Шевелитесь! Вы меня опередили, — обратился Ремизов к Сабурову, — я сам хотел командира посылать. Вот схемочку готовили, чтобы точно всё было, из-за этого задержался. Сейчас подготовят, я с вами командира пошлю. Филипчука знаете?

 — Нет, не знаю, — сказал Сабуров.

 — Из моего полка. Хороший, смелый командир. Пойдёт с вами. Вот схемку подготовят, и пойдёте.

 Ремизов попробовал приподняться.

 — Представляете, куда угодил? У меня такой характер скверный, что я бегать всё время должен: и думать не могу, не бегая, и командовать не могу, — ничего не могу. Не знаю, откуда это у меня. Всё-таки шестой десяток, пора бы уже отвыкнуть... Шарапов! — снова крикнул он.

 Появился ординарец.

 — Шарапов, помоги мне с койки слезть.

 Шарапов взял его за плечи и помог встать.

 Ремизов кряхтел, стонал и ругался и всё это успевал делать как-то сразу. Поднявшись, он, морщась от боли, пробежал несколько раз взад-вперёд по блиндажу.

 — Схемочка готова?

 — Готова, — сказал майор, подавая бумагу.

 — Вот тут при схемочке всё записано, — взяв, скорее вырвав, у майора бумагу и продолжая бегать, сказал Ремизов. — Всё написано, что у меня где стоит и что можно сделать с моей стороны. Знаете, как-то сразу вышло: обоих командиров батальонов убили, комиссара убили и меня ранили, — в течение получаса всех. Как раз в этот момент и вышла вся история.

 — Потерь много? — спросил Сабуров.

 — Одного батальона почти нет. Того, который берег занимал. А два почти так, как были. В общем, сражаться ещё можно, вполне можно.

 — Как, Филипчук, собрался? — крикнул Ремизов.

 — Собрался, — ответили из другой половины землянки.

 — Ну, сейчас пойдёте. Боже ты мой, да как же я вам ничего выпить не предложил! Шарапов!

 Шарапов подскочил к полковнику.

 — Выпить. Я не вспомнил, старый осёл, а ты что же?

 — Есть, — сказал Шарапов и тут же, не сходя с места, отцепил от пояса немецкую флягу, отстегнул от неё стаканчик, налил и подал Сабурову.

 Сабуров залпом выпил, у него перехватило горло, и он закашлялся, — это был спирт.

 — Ах, я забыл вас предупредить. А ты сообщить должен, — сказал Ремизов Шарапову: — «Разрешите доложить, товарищ командир, это есть спирт». Понял?

 — Понял, — сказал Шарапов.

 — Помоги мне.

 Шарапов подошёл к Ремизову, и снова с кряхтеньем и стонами повторилась та же операция в обратном порядке.

 — Не могу всё-таки ходить, — сказал Ремизов, улёгшись и отдышавшись. — А характер не позволяет лежать. Несколько раз был ранен, но такого идиотского, с позволения сказать, ранения. .. Честное слово, если бы я того немца-автоматчика поймал, который мне это сделал, то против всех воинских законов просто взял бы его и выпорол. Эдакое свинство. Ну, кому же приказ передать — вам или Филипчуку? Филипчук!

 — Здесь.

 В блиндаж вошёл рослый человек в ватнике, с автоматом.

 — Мне дайте, — сказал Сабуров. — Я сюда шёл, авось, и обратно дойду.

 — Ну, берите. Доложите генералу, что полковник Ремизов сделает всё, чтобы вернуть берег, искупит свою вину сам. И других заставит искупить, — добавил он сердито, кивнув на своих командиров штаба. — Доложите: настроение бодрое, к бою готовы. Про ранение моё сказал бы вам, чтобы не докладывали, но знаю, всё равно не удержитесь. К вам, Филипчук, — сказал Ремизов, обращаясь к ожидавшему командиру, — единственная просьба и приказание: добраться до штаба и вернуться сюда живым и здоровым.