Подвиг, 1972 № 05 - [27]

— На озере. Это чудесно.

— Лес и только лес кругом. Скажи, ты смогла бы какое-то время жить такой жизнью?

— С тобой.

— Летом там будет восхитительно. Когда тебе там надоест, то мы можем наезжать в Торонто или Монреаль.

Внезапно слово Торонто отрезвило его, и он замолчал. Где-то подсознательно возникли ассоциации, и ход мыслей был прерван воспоминанием о Фридландере, труп которого был найден в станционном буфете. После Фридландера был Стид. И тогда он вспомнил, что прошлую ночь во сне он видел Стида, и, хотя не мог вспомнить сон, его охватило тяжелое предчувствие.

— Ты слышала фамилию Стид?

— Да, слышала. Почему ты меня спрашиваешь об этом?

Она ответила настолько нарочито не задумываясь, что Фейн поднял глаза и увидел, что ее лицо покривила презрительная усмешка.

— Стид позвонил мне на следующий день после моего приезда сюда, я не знаю почему. Он весьма общительный, свойский парень.

— Не очень приятная личность.

— Я то же самое бы сказал. Кроме прочего, он утверждает, что близок к правительственным кругам.

— Они его используют, — сказала Кларита с нескрываемым презрением. — Месяц или два назад состоялся процесс над террористами. Его приглашали как свидетеля обвинения. Он и Фридландер поехали смотреть на их расстрел в Ла Кабанья.

Фейн вспомнил страшный отчет Фридландера.

— Фридландер тоже был там, — заметил Фейн.

— Они одно время часто встречались. Я узнала Стида через Фридландера.

Фейн не знал, как ему понимать выражение «узнала Стида». Стид, очевидно, добивался ее расположения.

— Фридландер пытался сделать все возможное, чтобы избежать Стида, когда был здесь первый раз.

Фейн взвешивал факты. Фридландер прекратил дружбу со зловещим Стидом. Он вернулся в Канаду запуганным. Кто-то угрожал его жизни. Фридландера убили. Где же взять недостающие кусочки разбитой мозаики? Стид по каким-то темным, непонятным для Фейна мотивам ждал появления на сцене преемника Фридландера.

Они пробыли на пляже до вечера, а ночь провели в небольшом коттедже. Фейн встал рано утром и обследовал, насколько мог, побережье: протяженность пляжа, степень крутизны берега. Место для высадки десанта было отличным, лучше, чем пляжи в Джела и Салерно, с которыми он был знаком в 1943 году. Чистый берег, плотно утрамбованный песок, отсутствие грязи и ила. Здесь песчаный пляж переходил в дюны.

Лучшего места для высадки десанта не найти. «Ну а что после этого?» — подумал Фейн. Дюны волнами уходили в глубь острова и останавливались у кромки болота. Можно ли построить здесь посадочную площадку? Но, очевидно, нет. В четверти мили от берега был остров, покрытый небольшим кустарником. А что, если посадочную площадку построить на нем?

В свое время Фейн неплохо плавал в маске и с ластами. Они были о ним, и он решил вплавь добраться до острова. Вскоре Фейи понял, что остров был обманчиво близко. Он плыл в прозрачно-зеленой воде, изучая дно с профессиональным интересом. Дно было чистым, без признаков рифов. Судно довольно большого тоннажа могло безопасно войти в бухту и встать на якорь. Это место было предназначено самой природой для проведения десантной операции.

Кларита проснулась в половине девятого. Появился бармен с кусочками поджаренного хлеба, крепким кофе и приятными на вид, но безвкусными фруктами, которые они ели впервые. Завтрак был подан на веранду. Вдали в море, у горизонта, появились грозовые облака, но солнце еще светило ярко. Какое-то вьющееся растение обвило балюстраду балкона, и над их головами свисали желтые колокольчики цветов. Кларита сделала из них букет и воткнула его в фужер.

— Я не хочу уезжать отсюда, — сказала она.

Он поцеловал кончики ее пальцев.

— Ну что ж, давай останемся.

— Я думаю, что действительно могу жить в таком месте в нашем доме, построенном здесь. Это было бы чудесно.

— Но не тогда, когда откроется Рай в Лидо.

— Нет, конечно. Я совсем выпустила Лидо из виду.

— Здесь великолепно. Пальмы, зеленое море, экзотические птицы.

— А мы не могли бы здесь остаться еще на несколько дней? — спросила Кларита. — Пусть это будет нашим настоящим медовым месяцем.

— Самолет. Ты же знаешь, что я мечтаю об этом, но это невозможно.

— Мы должны действительно вылететь в четверг?

— Думаю, что да. Журналисты — рабы времени.

— Мы никогда не вернемся сюда снова, да?

— А ты не хочешь?

— Нет. Мысль о том, что я наконец уеду, позволяет видеть все в ином свете. В любом случае пусть эти несколько часов будут самыми лучшими в жизни.

Они снова купались, плавали и вернулись в домик. Фейн надел брюки и рубашку. Она окликнула его с веранды:

— Послушай, мой дорогой, наши цветы уже увяли.

— Уже погибли? — спросил он.

«А почему бы и нет? — спросил себя мысленно Фейн со странным раздражением. — Цветы собирают, на них смотрят, ими любуются, а затем выбрасывают. Они были великолепными, а затем увяли, и пропала их красота. Чем нежнее и привлекательнее красота, тем беспощаднее ее гибель и разложение». Пессимизм, свойственный натуре Фейна, связывал поблекшие цветы с его жизнью. «А что будет дальше?» — спросил он себя.

— Ты не знаешь, где ружье? — спросил он.

— Под кроватью. Оно упало, и я затолкнула его под кровать.