Подвал - [45]

Стоя в носках на полу в ванной, я смотрела в пол и все сильнее натягивала на себе простыню. Почему я ничего не чувствую? Даже не могу заплакать. А следовало бы. Мак включила душ и положила на край раковины чистое полотенце.

— Понадобится помощь — позовешь, ладно? — и она вышла, закрыв за собой дверь.

Отпустить простыню вроде бы несложно, но я не могла. Она единственная закрывала и защищала меня, я не могла с ней расстаться. Я сделала глубокий вдох.

— Ты сможешь, — сказала я себе. — Брось ее. И смой с себя его запах. — Сделав глубокий вдох, я выпустила край простыни, и она упала на пол.

Я встала под душ. Не терпелось избавиться от запаха его лосьона после бритья. Горячая вода стекала по телу, унося с собой его. Почему я не отбивалась? Я не хотела того, что случилось, но даже не попыталась это предотвратить. Готова ли я была расплатиться за это жизнью? Да. От сознания, что я ничего не предприняла, я презирала себя, чувствовала грязной. Если бы я сопротивлялась, то, по крайней мере, умерла бы с сознанием, что сделала все, чтобы ему помешать. Но теперь слишком поздно. Время не повернуть вспять, ничего не изменишь. Мне предстоит с этим жить. Я всхлипнула.

Это страх парализовал меня и лишил возможности сопротивляться. Ноги стали как ватные, я села на пол и заплакала. Схватила губку и начала бешено тереть кожу, пока она не стала ярко-красной. Все равно я чувствовала себя грязной, и никакая губка не помогла бы избавиться от этого ощущения.

Наконец я уже не могла больше прикасаться к коже, не морщась: так она болела. Тогда я бросила губку, встала и выключила воду. Заворачиваясь в полотенце, взвыла: хлопковая ткань терлась о кожу, причиняя невыносимую боль. Тело все еще дрожало, и, хоть я и приняла горячий душ, было очень холодно.

Стоило закрыть глаза, перед мысленным взором возникало его лицо. От его ласкового взгляда меня тошнило. Я поперхнулась, прижала ладонь ко рту, побежала в туалет и успела как раз вовремя, чтобы опорожнить желудок в унитаз.

— Лилия, — позвала из-за двери Мак. Она говорила так, будто я новорожденный ребенок. Я плотнее запахнула на себе полотенце. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Я не хотела, чтобы меня видели. — Можно войти? — Я пыталась ей ответить, но лишь тихо застонала. Потом села на унитаз и стиснула в руках полотенце.

Мак распахнула дверь и заглянула в туалет. Я отвернулась, чтобы не видеть жалость в ее глазах. Она встала передо мной на колени, и я вся напряглась.

— Вопрос глупый, но с тобой все в порядке? — спросила она.

Я покачала головой и обхватила себя руками. Она права: вопрос действительно глупый.

— Извини. Я понимаю, это слабое утешение, но такое продлится недолго, это я тебе гарантирую. — Да, действительно, утешение слабое. Сколько это продлится, не имеет значения. Я не хочу терпеть его рядом с собой ни секунды.

— Тихо, я понимаю. Не надо ничего говорить. — Мак утерла мне слезы. У меня даже не было сил оттолкнуть ее руку. — Давай помогу дойти до спальни. Тебе надо поспать.

Я остановилась рядом со своей кроватью и позволила Мак надеть на себя пижаму. Я как будто забыла, что и как делается. Она уложила меня в постель и подоткнула одеяло. Я чувствовала себя ее дочерью.

Фиалка уже спала, и мне тоже хотелось поскорее заснуть.

* * *

Вот бы сейчас поговорить с Льюисом хотя бы секундочку, просто услышать его голос. Уткнувшись лицом в подушку, я заплакала. Кровать сотрясалась от моих рыданий. Я снова чувствовала его на себе. Меня тошнило, но не было сил встать и дойти до ванной. Ноги стали слишком тяжелыми, я только и хотела, что свернуться калачиком и заснуть.

Я представила себе лицо Льюиса, его улыбку, смех, как он называет меня по имени. Я так явственно это слышала. Саммер. Ему лень произносить мое имя полностью, поэтому он зовет меня просто Сам. Но и при этом у меня всякий раз замирает сердце, а у него загораются глаза, как будто он счастлив только оттого, что произносит мое имя.

С Льюисом все по-особенному. Как будто я единственная девушка в целом мире. Он такой нежный. Наша близость значила для меня все. Я чувствовала себя любимой и в безопасности. Вспомнив, как это бывало с Льюисом, я заплакала. Это никогда не повторится. Теперь я грязная, все испорчено, и Льюис никогда уже не посмотрит на меня по-прежнему. Да и как бы он смог?

Я уткнулась лицом в мокрую подушку и зажмурила глаза. Хотелось заснуть и все забыть. Теперь ему уже нечего у меня отнять. Разве так уж важно, что он сейчас сделал со мной? Стараясь стать как можно меньше, я подтянула колени к подбородку. И плакала, пока не заболело горло. Наконец я уснула. Единственное, что удерживало меня от полного отчаянья, было сознание, что это было со мной не в первый раз. Хоть это ему не досталось.

Суббота, 2 мая (2009 года)

Льюис заметно нервничал и закусывал щеку. Почему он волнуется? Сердце у меня бешено колотилось, состояние было предобморочное. Он выпрямился, сидя на моей кровати, и крепко обнял меня. В доме никого, кроме нас, не было, мои родители уехали справлять годовщину, а Генри ушел на свидание с девицей, которая непонятно почему смеялась всем его убогим шуткам.