Девушки смущенно смеются, очищают пыль и труху с гимнастерки гостя. Дальше идут по широкой аллее, обсаженной кустарником. Из-за куста вдруг выглядывает няня Нюра. Машет рукой, манит Любу, а сама пол-лица прикрывает платком. Люба подходит.
— Заводи, — тревожно шепчет Нюра.
И тут же прячется за куст. Это означает, что гостей пора словно бы ненароком подвести к столовой. Стол накрыт, пора и «заводить».
— Молодцы, ребятки, — хвалит Таисья Григорьевна. — Хорошо спели, ладно. А уж Витя Сестренкин, тот и лучше всех. Не скажу, и Маечка ладно поет, выводит тоненько, не отстает и Наташа. Вова и Гриша тоже молодцы. Прямо заслушаешься. А Сема-то, Сема! Сема, тот прямо соловей!
Таисья Григорьевна похваливает каждого певца, никого не забывает. Ребята цветут, улыбаются.
— А теперь мы послушаем сказочку! Выходи, Витюша! Встань рядом со мной и рассказывай. Слушайте, ребятки!
Витя, переваливаясь, подходит к «тете Тасе», застенчиво утыкается носом в ее кофту, перебирает ногами.
— Ну, что ты, Витя. Вон ребята ждут сказочки!
И Витя послушно опускает руки, оборачивается лицом к ребятам.
— Вот. Сказка про ежа.
— Про ежа? Молодец, Витя. Послушаем все вместе про ежа!
— Пошел один раз еж на войну. Его и убили.
Кое-кто из детей начинает всхлипывать.
— Ну, зачем же так, Витя. Наоборот, пошел ежик и всех победил! Верно, ребятки?
— Его и убили, — упрямится Витя. — Остались дети одни. Пришел волк.
Витя делает «страшное лицо», изображая волка. Смотрит исподлобья, вытягивает вперед губы. Девочки дружно ревут.
— Ну, Витя, это совсем плохая сказка, зачем же ты такую сказку придумал? — упрекает его Таисья Григорьевна. — А-а, теперь я знаю! Ты хотел просто напугать девочек? Угадала ведь? Да?.. Наташа, Таня! Это он нарочно хотел вас напугать! Вот! А вы и поверили!
Рев понемногу затихает.
— Нет, ребята! Больше мы Витю слушать не хотим. Тогда споем лучше еще одну песенку, про кота Ваську.
Дети нестройно запевают:
Ходит Васька беленький,
Хвост у Васьки серенький…
Елена Никитична стоит у двери, слушает. «Все-таки дети петь стали лучше, спасибо Любе. И Таисья тоже молодец. Вот ведь, простая женщина, можно сказать, почти неграмотная. А душа у нее большая и к детям лежит. Да. Таисью хорошо бы на курсы послать, удержать у себя. А вот Лариса Павловна… Культурная женщина, чистоплотная. Тоже важно, конечно. Но какая-то злость в ней. Надо бы перевести в кастелянши. Бельем пускай заведует. Ей же лучше, не любит она детей… Обещали прислать квалифицированного дошкольного педагога. Что же. Ждем-пождем, и все нет… А дети-то: ушиблены войной, сколько ни ограждай, им все война снится!»
Елена Никитична подошла к окошку. Белым бело! А сверху все сыплется и сыплется. Завтра с утра — в город. Пожалуй, и до станции-то не доберешься, увязнешь в сугробе… Ездить то и дело приходится, дела много! Одна надежда — с будущей осени детдом в город переведут. Дают помещение. Это хорошо, ребята будут в школу ходить, театр, кино близко.
Да, дела много… Вон, уже и Ленинградскую область освободили. Скоро войне конец, заживут люди, как и до войны не жили. На прошлом заседании, например, решили разрушенные дома на Кировской не восстанавливать на прежних местах, а раздвинуть по сторонам, пусть улица будет шире. Проспекты будут, не улицы! И во всем так: больше, шире, богаче прежнего…
За окном послышались голоса. Елена Никитична вгляделась: из-за сарая выскочила хохочущая Сима. Белый пуховый платок съехал, на темных кудряшках снег. В руках целая охапка каких-то дощечек. За ней этот длинный, Николай… Тоже несет что-то… Санки?.. Оказывается, Николай смастерил для ребят санки. Вон, целая дюжина их выстроилась. Ишь, веревочки привязывают. А Сима не утерпела, влезла на горку, прокатилась… Девчонка! Ребенок совсем. А туда же…
Елена Никитична тихонько рассмеялась.
Зачастил в гости Николай. Что же, оно понятно. Скоро уедет. Андрей-то, его товарищ, уже на фронте. Письмо прислал — поздравление с Новым годом…
Николай нагнулся над санками, продернул веревку, завязал узел. Чем-то он в этот миг напомнил Елене Никитичне погибшего мужа: тоже был тонок и долговяз… Да, все прошло. Володи нет, Ванюшки тоже нет. А ведь, если вдуматься, она еще не так и стара: тридцать четыре. По годам, так еще многое впереди. «По годам-то — впереди, а по существу все самое главное позади, — мелькнула мыслишка… Она нахмурилась, подобралась вся. — Не одна ты на свете, есть и другие… Другим-то легче, что ли? Да и вообще раскисать-то некогда. Работы больно много».
Восьмое марта решили все-таки отметить. Совсем немножко, между своими, по-домашнему. Елена Никитична чувствовала: нужен людям праздник, хоть искорка радости да нужна. Отдохнуть, часок-другой посидеть вместе за столом, посмеяться вдоволь.
Утром девушки пошли в рощу за подснежниками. Солнце еще едва поднималось, косые широкие лучи пронизывали рощу насквозь, подсвечивая розовым стволы деревьев и подтаявший снежный покров.
Была тишина. Только хрупкая искристая снежная соль ломалась под ногами да какая-то птица вдалеке вызванивала, как будто звала. Девушки остановились, осмотрелись вокруг и ахнули: между деревьями парил тончайший туман, а за ним… За ним, словно синие лужи, подснежники. Синие разливы — среди подтаявшей снежной пелены кое-где черные пятна земли… И так — до самого конца, до самой глубокой дали.
