«Подлинные имена» и выход за пределы киберпространства - [31]
– Глисс… то есть Роджер. Вечный романтик. – Она помолчала, то ли переводя дыхание, то ли возвращая ускользавшую мысль. – Я начала было думать, что тебе хватило ума оставить эту затею и не соваться сюда.
– Вы… ты хочешь сказать, что не знала о моем приходе? – С души как камень свалился.
– Пока ты не вошел в здание, не знала. – Она повернулась и присела рядом на диван.
– Я не мог больше оставаться в неведении, – честно признался он. – После событий прошлой весны в мире больше нет других таких, как мы.
По ее лицу скользнула еле уловимая улыбка.
– А теперь ты убедился, насколько мы разные. Я надеялась, что ты никогда этого не узнаешь и что однажды нам вновь разрешат встретиться на Ином Плане… Хотя какая разница? – Она замолчала, потерла висок и нахмурилась, словно что-то забыв или, наоборот, вспомнив. – Я никогда не была похожа на Эритрину. Ни фигурой, ни волосами. Но я хоть не вкалывала всю жизнь страховым агентом в Пеории, как бедняга Уайли.
– Должно быть, ты… застала саму эру зарождения компьютеров.
Дебора снова улыбнулась и кивнула – точно так же, как Эритрина на Ином Плане.
– Ну да, почти. Сразу после окончания школы я работала наборщицей на перфораторе. Ты знаешь, что такое перфоратор?
Роджер неуверенно кивнул, представив себе этакий механический печатный станок.
– Работа была тупиковая, никаких перспектив, вся надежда только на себя. Зато теперь я могу сказать, что стояла у самых истоков информационных технологий. Мне удалось поступить в колледж, больше я на старую работу не возвращалась – столько всего интересного происходило вокруг! В «лихие девяностые» я разрабатывала программы для управления противоракетными установками и «Перстом Божьим». Тогда весь наш отдел, да и вообще все Министерство обороны программировали на процедурных языках; такими методами они ковырялись бы еще тысячу лет и не одну войну, о чем они, к счастью, и сами начали догадываться. Меня назначили ответственной за переход от ЭЛТ к по-настоящему интерактивным разработкам для ЭЭГ – тому, что сейчас зовется портальным программированием. Иногда, когда очень нужно себя подбодрить, я вспоминаю, что без меня погибли бы сотни миллионов, а на месте наших городов образовалась бы зеркальная водная гладь.
Ее голос зазвучал тише.
– А потом я вышла замуж… – Она сидела и улыбалась своим воспоминаниям.
Поллак огляделся. Кроме процессорной суперустановки и довольно прилично оборудованной кухоньки во всем была простота. Вероятно, все свои деньги она отдавала за технику и, возможно, за квартиру с видом на улицу. Вдали, за высокими башнями комплекса Гросвенор, виднелось скопление коммуникационных вышек, которые спасли их в последнюю секунду весной. Отвернувшись от окна, Роджер поймал на себе знакомый ему пристальный, чуть ироничный взгляд.
– Вижу, ты в толк не возьмешь, как такая рассеянная старушка может быть Эритриной, которую ты знаешь на Ином Плане.
– Вовсе нет, – соврал он. – Мне ты кажешься вполне вменяемой.
– Вменяемой, да. Я, слава богу, еще в своем уме. Хотя без подсказок понимаю, что долго сосредотачиваться на чем-то, как раньше, больше не удается. Последние два или три года мысли путаются, перемежаются воспоминаниями в самые неподходящие моменты. У меня уже был один инсульт, и все «чудеса современной медицины» лишь подтвердили, что он не последний.
Немного помолчав, она продолжала:
– Другое дело на Ином Плане. Моя ЭЭГ улавливает малейшее ослабление внимания. Я написала модуль, сохраняющий последние тридцать секунд; как только я отвлекаюсь, мое сознание подстегивается и кратковременная память перезагружается. Основную часть времени на Ином Плане я более сосредоточена, чем когда-либо в жизни. А когда внимание не на шутку рассеивается, модуль просто замещает меня на несколько секунд. Ты наверняка замечал такие моменты, хотя и принимал их, скорее всего, за перебои со связью.
Она протянула ему руку с голубыми прожилками. Он пожал ее – легкую и сухую, однако крепко сжавшую его ладонь в ответ.
– Я та самая Эри, Глисс. Внутри.
Роджер кивнул, почувствовав комок в горле.
– В детстве у нас была песенка о том, что все мы – стареющие дети… Знаешь, так оно и есть. Внутри я чувствую себя молодой, но на этом плане никто больше не видит во мне…
– Я вижу, Эри! Мы знали друг друга на Ином Плане, и я знаю, какая ты на самом деле. Мы оба там более настоящие, чем когда-либо будем на этом плане.
В самом деле, отсюда, из обычного мира, его виртуальное существование казалось запутанным сном. Как если бы рыбе вдруг вздумалось понять ощущения человека, летящего в самолете. Он не упоминал об этом Вирджинии и ее коллегам – они решили бы, что он окончательно свихнулся. Мистер Глиссери стал гораздо могущественнее любого колдуна. Настолько же, насколько их с Эри возможности в те короткие мгновения весной превосходили его нынешнее состояние.
– Не сомневаюсь, что ты хорошо меня знаешь, Глисс. И мы останемся… друзьями, пока я жива. А когда меня не станет…
– Я буду тебя помнить, Эри.
Старушка улыбнулась и легонько сжала его руку.
– Спасибо, Глисс. Хотя я имела в виду другое… – Ее взгляд вновь затуманился. – Я вычислила, кто такой Почтарь, и хочу тебе об этом рассказать.
Создание интеллекта, превосходящего человеческий, произойдет в ближайшие тридцать лет. …Это та самая точка, где наши прежние модели перестают работать, и в свои права вступает новая реальность. Как приближение Сингулярности повлияет на человеческое мировоззрение? И что случится в течение пары месяцев (или пары дней) после этого? В моем распоряжении есть только аналогия, на которую я могу указать: возникновение человечества. Мы окажемся в постчеловеческой эпохе…– это цитата из программной статьи Вернора Винджа «Грядущая технологическая сингулярность», одной из самых часто упоминаемых работ об искусственном интеллекте за последние 25 лет.
«Глубина в небе» в чем-то продолжает, а в чем-то и предваряет «Пламя над бездной», книгу-сенсацию, удостоенную премии Хьюго и признанную наиболее значительным произведением 90-х годов ХХ века в жанре космической саги.Над вселенной может пролететь тысячелетие, но приключения Фама Нювена, легендарного героя Людского Космоса, не заканчиваются – ибо время над ним не властно!Данный роман также удостоился премии Хьюго в 2000 году.
Вернор Виндж — один из самых интересных писателей-фантастов, человек, которого называют «самым серьезным автором остросюжетной прозы». Он написал не так уж много — романы «Мир Гримма», «Острие», «Пламя над бездной», «Глубина в небе» и цикл «Сквозь время», однако каждое из его произведений имело огромный успех. «Сквозь время» занимает среди написанного Винджем особое место. Это — романы об абсолютной власти, которая развращает абсолютно. Роман о «войне за свободу и независимость». Только — что такое свобода и что такое независимость? Это — будущее, продуманное до последней мелочи, и научная в лучшем смысле слова фантастика, слитая воедино с футуристическим триллером.
Спустя почти двадцать лет Вернор Виндж создал продолжение своего незабываемого шедевра «Пламя над бездной». А на планете Когтей прошло десять лет со дня катастрофы, которая уничтожила человечество наряду с неисчислимым множеством иных разумных рас Запределья, загнав маленькую горстку людей и парочку мыслящих кораллов-наездников в диковатый мир стайных разумов. К моменту появления людей цивилизация Когтей примерно соответствовала Средневековью Старой Земли. На помощь кораблю Высокой Лаборатории, в последнем отчаянном рывке спасшему более сотни человеческих детей от Погибели, пришел экипаж «Внеполосного-II», корабля из верхних Зон Мысли.
Вернор Виндж – один из самых интересных писателей-фантастов, человек, которого называют «самым серьезным автором остросюжетной прозы». Он написал не так уж много – романы «Мир Гримма» и «Острие» и цикл «Сквозь настоящее», однако каждое из его произведений имело огромный успех. «Пламя над бездной» занимает среди написанного Винджем особое место. Это – роман-сенсация, роман, который сразу же после публикации был удостоен премии «Хьюго» и признан наиболее значительным произведением 90-х годов в жанре космической саги.
«Пламя над бездной».«Глубина в небе».И теперь – «Дети Неба».Научно-фантастическая сага, самое популярное детище Винджа, произведение, открывшее новые горизонты в жанре НФ и до сих порождающее бесчисленные дискуссии. Им восхищаются лучшие фантасты современности – Грег Бир и Дэвид Брин. Его единогласно сравнивают с легендарным циклом «Гиперион» Дэна Симмонса.Но теперь соратнице и возлюбленной Фама Нювена предстоят новые, смертельно опасные приключения на планете Стальных Когтей.Начинается противостояние обязательств и стремлений, доверия и обмана, великих страстей и мелких расчетов.А над планетой дамокловым мечом нависает флот вернувшейся Погибели…
Зелено-голубая планета очень напоминала Землю, но можно было предположить, что ее флора и фауна таят немало сюрпризов. На очень похожей на Землю планете космолингвист встретил множество человекоподобных аборигенов. Аборигены очень шумны и любопытны. Они тут же принялись раскручивать и развинчивать корабль, бегать вокруг, кидаться палками и камнями. А один из аборигенов лингвисту кого-то напоминал…
Брайтона Мэйна обвиняют в убийстве. Все факты против него. Брайтон же утверждает, что он невиновен — но что значат его слова для присяжных? Остается только одна надежда — на новое чудо техники, машину ЭС — электронного судью.
Биолог, медик, поэт из XIX столетия, предсказавший синтез клетки и восстановление личности, попал в XXI век. Его тело воссоздали по клеткам организма, а структуру мозга, т. е. основную специфику личности — по его делам, трудам, списку проведённых опытов и сделанным из них выводам.
«Каббала» и дешифрование Библии с помощью последовательности букв и цифр. Дешифровка книги книг позволит прочесть прошлое и будущее // Зеркало недели (Киев), 1996, 26 января-2 февраля (№4) – с.
Условия на поверхности нашего спутника малопригодны для жизни, но возможно жизнь существует в лунных пещерах? Проверить это решил биолог Роман Александрович...
Азами называют измерительные приборы, анализаторы запахов. Они довольно точны и применяются в запахолокации. Ученые решили усовершенствовать эти приборы, чтобы они регистрировали любые колебания молекул и различали ультразапахи. Как этого достичь? Ведь у любого прибора есть предел сложности, и азы подошли к нему вплотную.
«Миф о Сизифе» — философское эссе, в котором автор представляет бессмысленный и бесконечный труд Сизифа как метафору современного общества. Зачем мы работаем каждый день? Кому это нужно? Ежедневный поход на службу — такая же по существу абсурдная работа, как и постоянная попытка поднять камень на гору, с которой он все равно скатится вниз.
«Волшебная гора» – туберкулезный санаторий в Швейцарских Альпах. Его обитатели вынуждены находиться здесь годами, общаясь с внешним миром лишь редкими письмами и телеграммами. Здесь время течет незаметно, жизнь и смерть утрачивают смысл, а мельчайшие нюансы человеческих отношений, напротив, приобретают болезненную остроту и значимость. Любовь, веселье, дружба, вражда, ревность для обитателей санатория словно отмечены тенью небытия… Эта история имеет множество возможных прочтений – мощнейшее философское исследование жизненных основ, тонкий психологический анализ разных типов человеческого характера, отношений, погружение в историю культуры, религии и в историю вообще – Манн изобразил общество в канун Первой мировой войны.
Книга-явление. Книга-головоломка. Книга-лабиринт. Роман, который заставляет читателя погрузиться в почти мистический мир Барселоны и перемещает его в совершенно иную систему координат. Читателю предстоит вместе с главным героем встретить зловещих незнакомцев, понять и полюбить прекрасных и загадочных женщин, бродить по мрачным лабиринтам прошлого, и главное – раскрыть тайну книги, которая непостижимым образом изменяет жизнь тех, кто к ней прикасается.
Два полных авторских сборника – «Приключения Шерлока Холмса» и «Возвращение Шерлока Холмса». Здесь будут жених, опасающийся мести бывшей возлюбленной, и невеста, брошенная в день венчания; загадочные апельсиновые зернышки и тайный код пляшущих человечков, смертоносный китобойный гарпун и рождественский гусь с сюрпризом… Но главное – главное, что здесь будет, – это удивительная атмосфера старой доброй Англии со всеми ее красками, запахами и звуками. И даже если вы знаете наизусть все истории о знаменитом дуэте, вы все равно не сможете отказать себе в удовольствии в который раз открыть книгу, а вместе с ней – и знакомую дверь на Бейкер-стрит, 221-b.