Подержанные души - [42]

Примерно в то же время в пяти сотнях миль к западу, в Миссионерском районе Сан-Франциско, буддистская монахиня и волхв-крокодильчик прорабатывали убийство – в мельчайших подробностях.

– А убийство ли это, – сказала Одри, – если он все равно намерен прыгнуть?

– Вполне уверен, что да, – ответил Чарли. – Мне – кажется, Будда говорил, что никогда не следует – наносить вред никакому человеку – или через бездействие – позволять человеку как-то пострадать. Если мы знаем, что он собирается прыгать, и не остановим его – думаю, тем самым мы пойдем поперек какой-то там сутры.

– Во-первых, это не сутра, а Первый закон робототехники Азимова из книжки “Я, робот”, а во-вторых, мы не просто позволим ему причинить себе вред – мы стараемся заставить его это сделать по расписанию.

– Я не знал, что Айзек Азимов был буддист, – произнес Чарли. – Буддистские роботы. Ха!

– Он и не был. Но с роботами почти угадал. В смысле – ты… – Она хотела сказать “…как раз и есть буддистский робот”, но вместо этого произнесла: – …же помнишь то терракотовое воинство, которое нашли в Китае? Их захоронили во втором веке до нашей эры. Вот они как раз и должны были стать буддистскими роботами. Император Цинь Шихуанди намеревался заставить жреца выполнить обряд пховы насильственного переноса, который я применяла к Беличьему Народцу, чтобы души солдат вселились в терракотовые статуи, и тем – самым у него бы возникла непобедимая армия. Могло б и получиться, если б их слепили из мяса.

– Ты же говорила, что буддизм проник в Китай лишь в пятом веке. – В буддизме Чарли всегда было трудновато разбираться.

– Он там всегда был, только его не называли буддизмом. Будда же был тем парнем, который указал кое на какие вполне очевидные вещи, потому мы и – называем это “буддизмом”. Иначе нам бы пришлось называть это чем ни попадя.

– Иногда мне кажется, что ты просто сочиняешь буддизм на ходу.

– Именно. – Одри ухмыльнулась. Чарли ухмыльнулся в ответ, и Одри содрогнулась. Она не станет скучать по всем этим скалящимся зубам. Тело ему она собирала из кусков под давлением обстоятельств, но доведись ей снова мастерить себе идеального мужчину, она б уж точно обошлась без стольких зубов.

– Может, этот тип Салливэн у кого-нибудь в ежедневнике, – произнес Чарли. – Если Мятник сумеет отыскать его имя у какого-нибудь Торговца Смертью, мы – будем знать, что кончина его неизбежна. В каком-то смысле мы его спасем – ну, или тело его хотя бы. Верно?

– Он все равно должен предложить свое тело как сосуд для твоей души. И добровольно – иначе обряд чод не подействует. Да как бы там ни было, я не уверена, что он сработает, Чарли. Я никогда таким не занималась. Не знаю, кто-нибудь вообще такое делал или нет.

– Ну, Лили у него спросит. Если он согласится, можно будет двигаться дальше.

– А ты б сам поверил Лили, скажи она тебе, что ей нужно твое разрешение на то, чтобы переместить в твое тело новую душу, а для этого тебе придется в определенное время прыгнуть с моста?

– Поверил бы. Лили очень надежная. Она у меня шесть лет проработала и ни разу ничего не украла. Кроме “Большущей-пребольшущей книги Смерти”. – Чарли почесал себе под длинной нижней челюстью, жалея, что у него нет бороды – даже подбородка нет, чтоб его задумчиво погладить. – Ладно, от этого и пошли все неурядицы, но в остальном… Да, верно заметила. Но он ей сказал, что его в это втянуло привидение, и Лили ему поверила, поэтому он теперь перед ней как бы в долгу.

– Правда? – Она вздела вопросительную бровь.

– Ты права – нам нужно с ним потолковать.

– Чарли, ты же знаешь, я тебя обожаю, но все равно не уверена, что тончайшая суть твоего существа воссияет постороннему человеку при первой же встрече, а мы все-таки просим этого парня поверить в нечто такое, что, может, и не напрочь невозможно, однако уж точно несуразно.

– Да понятно. В этом-то и вся красота. Я плакатный образчик несуразности.

– Я сама к нему схожу.

– Прекрасно. Может, только волосы на сторону рас-чеши, чтоб они мягко ложились, а не так грозно, – предложил Чарли.

– Что не так с моей прической?

– Все с ней так. Значит, ты роботов в монастыре изучала? Кто б мог подумать.

Поскольку дисциплина требовала, чтобы Одри жила в настоящем мгновении, а не морочилась ни прошлым, ни будущим, Майк Салливэн, открыв ей дверь, застал ее гораздо больше, чем просто врасплох.

– Здрасьте, Одри, – сказал он, протягивая руку. – Я Майк. – Темные волосы, короткая стрижка; светлые глаза, зеленые, может, светло-карие, добрые.

Он оказался младше, чем она ожидала, хоть Лили и говорила ей, что ему не очень далеко за тридцать, и был он гораздо симпатичней, чем она рассчитывала, пусть даже Лили и упоминала к тому ж, что на вид он не совсем уж неприятен. Больше всего удивило ее, что он такой здоровый и живой: в прошлом все, кого она готовила к бардо – переходу между жизнью и смертью, – болели и умирали, а чаще всего были еще и стары. Майк Салливэн не походил на умирающего человека.

Она потрясла его руку и позволила ввести себя в квартиру на втором этаже – та занимала весь средний этаж викторианского особняка в районе Ричмонд, примыкавшем к парку Золотые Ворота. Она робела, и у нее все зудело, когда она присела на диван и стала смотреть, как он перемещается по квартире, хозяйничая, – подавал чай, босиком, в старых джинсах и футболке. Несмотря на всю свою подготовку в сосредоточенности на текущем мгновении, Одри не могла не заглянуть одним глазком в будущее и поняла, что, если все пройдет так, как оно и предполагалось, через несколько дней она с этим парнем будет куролесить в койке. Одри залилась румянцем – ощутила, как к щекам прихлынул жар, и сообразила, что ему это должно быть заметно.