Под звездами Фракии - [14]

— Тише!..

Первый же пойманный рак привел его в умиление. Он долго его рассматривал. Одной клешни у рака не хватало, а другой — мощной и цепкой — он все норовил схватить режиссера за палец.

— Забияка!.. Хулиган!.. Вот я заставлю тебя покраснеть… Ты покраснеешь, да еще как!.. Ты меня не знаешь… Не знаешь, как я ловко кипячу воду в кастрюле.

Режиссер явно увлекся, и я решил воздействовать на него его же методом:

— Тише ты!..

— Я действительно разболтался. Но как тут умолчишь, если попадется такое чудище? Один ус у него чего стоит!..

— Как у тебя!..

— Тише ты! — отпарировал режиссер.

Мы замолчали. И молчали до конца лова. Мы уже собирались возвращаться, когда он неожиданно заговорил:

— Ты знаешь, когда рогатка дернулась… она вдруг мне напомнила ее глаза. Когда она смотрит в упор, хочется куда-нибудь сгинуть. Угрюмые они у нее и давят на тебя. У всей ее семьи такие глаза. А ее — точь-в-точь как у сестры. Сестра тоже была слегка близорукой. Говорят, что, перед тем как ее схватили, она потеряла очки… — И снова за свое: — Да, улов что надо!.. Целое ведро раков! Я, братец, ни разу не вылавливал столько косоглазой живности!.. Соберу сегодня вечером своих обалдуев: пусть трескают деликатес да меня вспоминают. А то они думают, что я ничего не умею, кроме как ругаться… Спросят, кто этот виртуоз, — показывай на меня. Укрепляй мой авторитет, а то продержу вас здесь, в деревне, еще пару месяцев! Договорились?

— Ладно, ладно…

— Что ты заладил? Дай слово!

— Даю!

— В таком случае — благодарствую. Сегодня вечером посажу тебя на самое видное место. И, садясь, ты скажешь: «Вот он, виртуоз!..» Пусть знают своих, когда будут лопать!..

— А не получится ли слишком нарочито?

— Нарочито? Смотрите-ка на него! Взялся обучать режиссера режиссуре… Это своего рода точка отправления. Ты делаешь зачин, после чего остальные подхватывают тему. А по сути сие будет означать: «Ешьте, но помните, кем вы облагодетельствованы!..»

Вечером меня усадили на самом видном месте. А режиссер скромно пристроился в углу, где было по-настоящему сумрачно. Когда стажеры стали разносить тарелки с красными, как спелый перец, раками, я поднялся:

— Друзья, сегодня я утратил право называться виртуозом в ловле раков. Ваш шеф меня побил. Объявляю его виртуозом номер один. Он, бесспорно, заслужил венок из серебристых ивовых листьев!

Две статистки взяли согнутую полумесяцем ветвь ивы и водрузили ее на голову режиссера. Восторженные крики огласили корчму. В тот момент, когда подносили венок, я почувствовал на себе угрюмый взгляд Молчуньи. Я не вынес этого взгляда — мрачного, тяжелого, — сел на место, и улыбка улетучилась с моего лица. Веселого настроения у меня как не бывало! Богемный мир веселился, кругом целовались и спорили, ругались и танцевали, и только мы с Молчуньей сидели мрачные, то и дело прикладываясь к бокалам. У меня было такое чувство, что она хочет напиться. Когда веселье достигло апогея и помещение заполнилось танцующими, я подсел к женщине.

— Ну что? Напьемся?

Она посмотрела на меня своими угрюмыми глазами и снова взялась за бокал. Отпила и ровным голосом сказала:

— Это его последний вечер!.. Он должен переселиться в лучший мир!..

Эта фраза была произнесена таким тоном, что у меня по телу забегали мурашки.

— Кто должен переселиться?…

— Он… доктор!.. Я сказала, чтоб он или признался, или покончил с собой…

— Подожди! О каком докторе ты говоришь?..

— Об этом… вашем…

— Но он давно уже не практикует… И он такой… тихий!..

— Тихий!.. Гнусный палач!.. Когда он меня увидел, то от неожиданности раздавил спиной зеркало в прихожей. И твердил: «Глаза!.. Эти глаза мне знакомы… Ты разве жива?..» А когда я приблизилась, закричал и потерял сознание… Я узнала его… Он пытал сестру… Когда он очнулся, я сказала: «Или ты признаешься, или покончишь с собой…» Сегодня ночью срок истекает…

Женщина снова отпила вина, обвела стол угрюмым взглядом и, прислонившись к стене, закрыла лицо руками. Она так и просидела весь вечер, пока не закончилась пирушка. Я испугался за нее. Тронул за плечо:

— Иди приляг!..

— Мне страшно…

Я шагал по тропинке, направляясь домой. Ночь была влажной, кругом стоял белесый туман. Я ступал наугад и раздумывал над словами женщины. Я знал доктора несколько лет. Тихий, неприметный старик. Вроде бы замкнутый и нелюдимый. Я отказывался верить. Подумалось, что она сжилась с ролью и что у нее шалят нервы. Я решил завтра же с ней поговорить и посоветовать подлечиться или отказаться от участия в фильме. Иначе она изведется… Измотает себя вконец. С этими мыслями я и заснул.

Меня разбудило солнце. Оно уже взошло и подбиралось к самому камину. Я вышел на балкончик. Потом наспех побрился и направился к центру деревушки. Настигший меня посреди пути протяжный звон колокола заставил ускорить шаг. Перед корчмой стоял режиссер. Волосы у него растрепались, в усах застряла красная шелуха от рака. В его глазах я прочитал смутную тревогу.

— Кто умер?..

— Доктор… Бог с ним!.. Я о другом… Нашей-то стало плохо… Сидит и плачет… Ничего не говорит… А потом закрылась у себя в комнате…

— Оставь ее!.. Поплачет и перестанет…

— Ты думаешь?..