Под знаком Льва - [26]
Шрифт
Интервал
И погружаю взгляд в угрюмый сумрак,
дрожа всем телом,
как заблудившийся в ночи ребенок.
Но в трепетной трясине темноты
я вижу только пышный траур ночи.
Ищу тайник в ночи, смятенной вихрем,
чтоб в этот смерч вдохнуть свое дыханье.
Пристанище мечтам и сновиденьям
ищу в твоем я омуте, о ночь!
И обнимаю мглу я жадным взглядом,
и смуглыми руками эта полночь
меня и сны мои, дрожа, объемлет.
В ночи мои желанья растворились!
В ночи ,черноволосой, златотканой,
в ночи, смятенной вихрем, смятой смерчем
Но в ней, в ночи,
но в ней, в невнятной ночи
я скрыл молекулу моей печали.
Я спрятал клад в ночи золототканой.
Вариации на тему пустоты
1936
Искрометное
("Такая тишь...")
Такая тишь,
что слышно мышь,
а тьма свинцова и бездонна,
и монотонно
лягушки, квакая в пруду,
несут свою белиберду.
И все. И кроме ариозо
квакушек в илистом пруду
поэзии я не найду:
вокруг — сплошная проза.
Но что же сталось с вами, а,
былые сны? С моею всею
мечтой,
подобно
Одиссею
или Ясону,[78] амплуа
принять скитальцев кругосветных?
Где саги, шпаги и клинки,
замысленные в несусветных
ночах на берегу тоски?
«Не дрейфь!
Ты в дрейфе, Грейфф!
Впотьмах.
Ты в штиле. Мели не избег ты.
Ты встал на якорь. Ты в гостях
У Друга», — мне промолвил Некто.
Искрометное
("Зачем ушли вы и в края какие...")
Зачем ушли вы и в края какие,
лесные гномы, феи, домовые?
Как вы плясали некогда!
И аргонавт себе представить мог ли,
чтоб вы, сирены нежные, умолкли?
Ах, как вы пели в древности!
Что делать ночью в море, в поле, если
растаяли и навсегда исчезли
вы в синих сумерках?
Сатиры, фавны, нимфы и ундины,
где ваши голоса и тамбурины?
Вы к нам вернетесь ли?
Ушли, сбежали, сгинули, пропали…
Не потому ли в наши дни в опале
звезда вечерняя?
Ариетта
("Гостеприимной полночи шелест...")
Гостеприимной полночи шелест
в летнем узоре листьев басонных —
мой сотоварищ по беспробудью
бдений бессонных!
Шорох и шелест в шелковых кронах:
в полночь впадает ветер вечерний.
Листья мерцают в свете созвездий,
в лунном свеченье.
Листья — как скрипки жадной надежды,
как упованья жаркое скерцо,
как отпеванье жизни никчемной…
Льется мне в сердце,
льется мне в сердце шелест и шорох
шелковых листьев, листьев басонных…
Ветер, собрат мой по беспробудью
бдений бессонных!
Ариетта
("Отдаются ветру...")
Отдаются ветру
светлые слова.
Их берет на веру
добрая молва.
Верно, в целом свете
не найдется сил
помешать, чтоб ветер
песню разносил.
И внимают люди,
словно детвора,
старым струнам лютни,
песне гусляра.
Лечит нас от спеси
ветер-балагур.
Дарит, дарит песню
ветру трубадур.
Искрометное
("И правда бывает похожа на ложь...")
И правда бывает похожа на ложь;
беглого сердца взъерошенный еж
вдруг заявил мне:
«Душу не горбь.
В радость рекою
впадает скорбь».
И тишь проклевывает порой
навстречу шуму свою скорлупу.
И одиночество иногда
предпочитает впасть в толпу.
И правда бывает похожа на ложь.
Беглого сердца взъерошенный еж
вдруг заявил мне:
«Душу не горбь.
В радость рекою
впадает скорбь!»
Искрометное
("Давным-давно звучит во мне мотив…")
Давным-давно звучит во мне мотив…
О, если бы однажды
я спел его, губами повторив!
Давным-давно звучит во мне мотив…
Такая песенка простая:
играет флейта, вышивая
на шелке трав и спелых нив
давно знакомый мне мотив, —
как будто с помощью лучей
вплетает на лугу ручей
в один извив другой извив…
Мой незапамятный мотив!
Искрометное
("Под матовой стеклянной крышей...")
Под матовой стеклянной крышей —
она почти не пропускает света, —
несчастные, в оранжерее
цветы хиреют.
Под блеклым небом нашей скучной жизни
оно почти не пропускает света —
под утро сыро, на ночь глядя — серо,
а сердце — сиро.
Ветер
Гиппопотам
не так тяжел.
Трещит по швам
столетний ствол.
Дрожит земля,
ревет река —
ни корабля,
ни тростника.
От этой бури меркнет свет.
Не пожелаю и врагу,
чтоб так вот луч над ним потуск.
О, чудо! Только наш поэт
один стоит на берегу —
он скиф или этруск?
Искрометное
("Это было мимолетно, словно облако...")
Это было мимолетно, словно облако.
Вжик — и ласточка пролетела!
И растаяла в сини, —
разве ее догонишь?
Да и зачем?
Зачем доверился я этому мгновенью?
Чиркнула по глазам утонченной тенью
и растаяла в сини. В том-то и дело.
Вжик — и ласточка пролетела!
Это было долговечно, словно облако,
словно облако на крыльях
переменчивого ветра.
А я почему-то решил, что — судьба!
Ба!
Прощай, прощай!
Счастливого пути!
Я тоже путник,
странник, побродяга
и словно ветер, переменчив… Что ж, лети!
Как облако, как свет — легко и смело…
Вжик — и ласточка пролетела!
Песня ветра
Здесь только и слышен взволнованный голос,
здесь только и слышен возвышенный голос
ветра!
Песня ветра, песня ветра,
песня ветра!
Голос ветра, поющего
ветра!
Голос ветра, песня ветра,
ветра, разбивающегося о кварцевые скалы,
ветра, стекающего по граням гранитных утесов,
ветра, повторяющего своим извивом
каждый изгиб ущелья, в котором
струится пена горной реки,
пляшущей на камнях
под пастушью свирель ветра,
который ластится к пальмовым листьям.
Тут слышен только голос ветра,
голос ветра!
Только голос ветра, голос ветра
врывается мне в уши —
голос ветра, поющего ветра!
Песню ветра
ни с чем не спутать.
Плевать ей на бельма вельможных бемолей,
на акульи окуляры,
на лампасы ватерпасов,
на укусы уксусного вкуса,
на маститую мастеровитость,
на все резоны гарнизонных резонансов…