Под знаком кометы - [62]

Адмирал Тирпиц некоторое время помолчал, а потом начал говорить:

– Наша военно-морская разведка с момента воцарения в России государыни Хельги очень внимательно наблюдала за тем, куда движется эта огромная страна, внезапно изменившая свой курс. Религия суровой простоты, которую исповедует новая русская власть, помноженная на огромные просторы и многочисленный народ с непонятным нам образом мышления, в итоге дают страшную силу, способную подмять под себя всю Европу. Но только в случае необходимости, ибо использовать свою силу всуе русские очень не любят. У выходцев из будущего даже есть такая песня – «Meinst du die Russen wollen Krieg (Хотят ли русские войны)». Она осталась им на память о той самой великой русско-германской войне, когда сначала немецкие армии после внезапного нападения подступили к Петербургу и Москве, а потом русские солдаты, после нескольких лет тяжелейших сражений, перемоловших ресурсы Германии, взяли штурмом разрушенный почти до основания Берлин…

И адмирал стал нараспев цитировать: «Meinst du, die Russem wollen Krieg? Befrag die Stille, die da schwieg im weiten Feld, im Pappelhain, Befrag die Birken an dem Rain…» (Хотят ли русские войны, спросите вы у тишины, над ширью пашен и полей и у берез и тополей…)

– Если мы, немцы, – сказал он потрясенному кайзеру, – не извлечем урок из той, другой, истории, то будем иметь дело с совсем иными русскими: умными, свирепыми, безжалостными и не считающими чужих потерь. Пепел жертв той войны стучит в сердце герра Одинцова, герра Новикова, всех остальных выходцев из будущего, а также всех тех, кто сплотился вокруг государыни Хельги, возводя мрачный монумент своего сурового величия. И в то же время – мы это отслеживали особо, – отношение к русским подданным немецкой национальности, а также к выходцам из германской империи ни на йоту не изменилось в худшую сторону. Конечно, кое-кого, с пренебрежением относившегося к своим русским сослуживцам и подчиненным, с треском погнали со службы, но все остальные русские немцы продолжают служить как ни в чем не бывало, делать карьеру и получать очередные чины. Даже если в случае неверных решений с вашей стороны или со стороны ваших наследников Германская империя окажется уничтоженной, то это не станет трагедией для немецкой нации. С момента падения Берлина пройдет совсем немного времени, а выжившие в войне немцы уже будут встроены в имперскую государственную машину Третьего Рима, не делящую людей по национальным сортам.

– Мой добрый Альфред! – воскликнул пришедший в ужас Вильгельм. – Неужели ты считаешь, что гибель нашей империи неизбежна, и все, о чем мы тут договариваемся, было напрасно?

– По моим ощущениям, – ответил адмирал, – полгода назад вероятность самого неблагоприятного исхода была близка к ста процентам. Война, к которой в самом ближайшем времени готовились императрица Хельга и ее супруг, своим острием была нацелена против Германии, и только потом, после длительной мирной передышки и переваривания захваченного, они собирались перейти к североамериканскому вопросу. Дальнейшие действия вашего королевского величества шаг за шагом ослабляли эту угрозу, и на сегодняшнее утро она составляла уже что-то около шестидесяти процентов вероятности неблагоприятного исхода. Опасный момент наступил тогда, когда вы собрались оспорить предложенную вашей племянницей схему разделки туши австро-венгерского гуся. Я понял, что русские не отдадут просто так ни клочка той земли, где уже пролил свою кровь русский солдат, и едва успел вас остановить. Слово за слово – так начинаются войны. Сейчас, когда соглашение достигнуто, вероятность русско-германского столкновения и последующего краха Германской империи уменьшилась до тридцати процентов и отодвинулась на среднесрочную перспективу в двадцать-тридцать лет. С одной стороны, это огромный прогресс по сравнению с первоначальной позицией, а с другой – все еще недопустимо большой риск. Наша главная цель находится за океаном, и только американские плутократы окажутся в выигрыше, если мы, русские и немцы, передеремся между собой.

– Так значит, мой добрый Альфред, ты считаешь, что мы все делаем правильно? – с облегчением выдохнул Вильгельм.

– По моему мнению, – ответил адмирал Тирпиц, – для полного успеха нам необходимо в полном объеме реализовать достигнутые договоренности. Еще один камень преткновения может появиться перед нами в том случае, если дети Франца Фердинанда, о судьбе которых пока ничего не известно, не переживут окончательное решение австро-венгерского вопроса, ибо тогда назначенные им троны потребуется как-то распределять. Насколько мне известно, русская императрица не хочет непосредственного присоединения Хорватии к Сербии, а Венгрии к России, да и нам тоже нежелательно включать Богемию в состав Рейха, по крайней мере, до тех пор, пока ее население окончательно не онемечено.

– И что же ты предлагаешь, мой добрый Альфред? – спросил кайзер. – Насколько я тебя знаю, задавая вопрос, ты всегда имеешь на него готовый ответ.

– Решение должно быть простым, – ответил Тирпиц. – Хорватам, которые сами завоевали себе независимость, следует позволить самим, без вмешательства извне, избрать себе короля по вкусу. При этом импотентным богемцам будущего монарха назначите вы, Ваше Величество. Чем плох ваш четвертый сын Ауви, недавно проигравший болгарские выборы русскому принцу Михаилу? А вот упрямым венграм имя их будущего короля назовет русская императрица Хельга, их будущая госпожа и повелительница. Вряд ли это будет кто-нибудь из Романовых, потому что венгерский король, носящий титул Его Апостолического Величества, непременно должен быть католического вероисповедания…