Под знаком кометы - [33]

– Э нет, – сказала Ольга, – пока вы мне тут читали лекцию, я вдруг подумала, что слишком большая любовь между сербами и хорватами – это тоже не очень хорошо. В вашем прошлом эти две нации любили друг друга так, что решили пожениться, но потом оказалось, что это была немного не та любовь, что позволяет создавать счастливые семьи. Вот и сейчас, если не принять особых мер, то в результате совместной борьбы с мадьярским засильем может повториться ваша история со всеми вытекающими последствиями. Мало ли что может случиться с душкой Францем Фердинандом и наследником его хорватского домена. И пусть королева Елена не Александр, но великосербские шовинисты тут те же самые, и толкать ее они будут в том же направлении.

– В нашей истории, – немного подумав, ответил канцлер Одинцов, – Иосип Франк был жив, здоров и на свободе, но никак не смог помешать сербо-хорватским объединительным тенденциям. В другую сторону палку перегнул король Александр и его подельники с их тоталитарными замашками, в основе которых лежал концепт, что хорваты, словенцы и македонцы – это испорченные сербы. Но тут, насколько я понимаю, подобного не будет.

– Все равно, Павел Павлович, попытки объединить сербов и хорват в одном государстве желательно предотвратить, – упрямо повторила Ольга. – Удерживать объединенное государство от соскальзывания к доминированию той или иной нации будет той еще адовой мукой. По крайней мере, я это так вижу…

– Вы считаете, что покушения на Франца Фердинанда в дальнейшем не прекратятся, даже несмотря на то, что мы схватили за руку французских заказчиков? – спросил канцлер Одинцов.

– Да, – подтвердила императрица, – есть у меня такое мнение. Только цели у заказчиков будут пожиже, чем развязывание общеевропейской войны. Ведь вы же, Павел Павлович, сами учили меня: «Ищи кому выгодно», а выгодна смерть Франца Фердинанда будет тем, кто прямо сейчас пожелает устроить передел австро-венгерского наследства. Я не имею в виду дядюшку Вилли – этот человек прекрасно понимает, с какой стороны бутерброд намазан маслом, а с какой горчицей. Предметом раздела может стать территория Венгерского королевства, где имеются свои интересанты, вроде тех же великосербских и великохорватских шовинистов, да и мадьяры совсем не прочь не только сохранить имеющееся, но и прибрать к себе дополнительные территории – например, ту же Галицию, которая при распаде Австро-Венгрии остается бесхозной. Представьте себе: Великая Венгерская Империя. Одолевала же их в вашем прошлом жажда завоевательных походов и территориальных приобретений?

– Такой завоевательский зуд Будапешта возможен только если венгры станут младшими партнерами в общеевропейском антироссийском альянсе, – сказал канцлер Одинцов, – потому что в ином другом случае у них окажется слишком много врагов. Была в нашем прошлом такая комбинация, как Малая Антанта: союз Чехословакии, Югославии и Румынии. Если все, кто не любят мадьяр, объединятся, то гонвед[19] будет разгромлен даже при неучастии в войне русской армии. Совсем другое дело, если на стороне Венгрии будет воевать Германия – правда, тогда речь пойдет уже не о малой, а о большой Антанте, сиречь в действие будут приведены Брестские соглашения. На такое ваш дядя Вилли не пойдет. Чтобы избежать этой опасности, ему предварительно необходимо превратить Брестские соглашения в антироссийский альянс…

Императрица задумчиво произнесла:

– Быть может, приглашая Германию присоединиться к Брестским соглашениям, мы сами создаем возможность для самого широкого союза против самих себя?

– Не думаю, что это возможно, – покачал головой канцлер Империи, – без участия в таком союзе внешнего по отношению к Европе и сильного игрока он окажется раздираем множеством непреодолимых противоречий.

– Постойте-постойте, Павел Павлович, – сказала императрица, – что значит «внешнего по отношению к Европе игрока»?

– Это выражение означает страну, которая имеет с Европой сильные родственные и культурные связи, но сама к ней не принадлежит, – ответил тот. – Собственно, если не брать в расчет пузатую латиноамериканскую мелочь, таких великих держав на планете Земля всего две: Североамериканские Соединенные Штаты и Российская Империя. Между главными игроками – Францией и Германией, Францией и Британией, Британией и Германией – существуют такое количество политических, торговых и исторических конфликтов разной интенсивности, что по сравнению с ними лебедь, рак и щука покажутся примером эффективного совместного труда. Объединить Европу можем либо мы против янки, либо они против нас. Третьего не дано. Если Европу объединим мы, то ничего страшного ей не грозит. Разными путями – когда мирными, а когда и не очень – Российская империя объединила под своим скипетром двести различных народов, и все они благополучно дожили до наших дней, а вменяемая часть их элит вошла в состав нашей элиты. Как там у Пушкина: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, и назовет меня всяк сущий в ней язык, и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык. И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал…». И ведь лучше не скажешь. А там, где уже есть двести народов, вполне уместятся еще двадцать-тридцать. Хочется верить, что Брестские соглашения запустят интеграционный процесс, который за три-четыре поколения создаст единое политическое и экономическое пространство от Лиссабона до Владивостока, с сохранение всех обитающих там народов. И противостояние с янки тут должно быть только в формате «чтобы к нам не лезли». Сами мы и не должны пытаться лезть к ним, ибо ничего хорошего из этого не получится.