Под властью пугала - [27]

— Почему же вы это не вставили?

— Да я просмотрел календарь того года, а там ни о какой комете не упоминается. Астрономы не отметили такого явления, а я придерживался только фактов.

— Ну как же так, Вехби-эфенди, нам ведь и легенды нужны.

— А потом, разве были у нас астрономы в то время? — усомнился Муса-эфенди.

— Я имею в виду французских и английских астрономов.

— А они-то откуда знают, пролетала хвостатая звезда над домом Джемаль-паши или нет? Франция и Англия далеко от Албании, — заметил Муса-эфенди.

— И еще одно, — добавил Гафур-бей. — Не было ли в детстве его величества такого случая, чтобы проезжал через те края какой-нибудь известный человек или, к примеру, святой, ходжа или дервиш и чтобы он возложил руку на голову Ахмет-бею и предсказал ему великое будущее? У всех великих людей было такое.

Вехби-эфенди испытующе посмотрел на него: уж не насмехаются ли тут над ним, но, увидев, что его милость абсолютно серьезен, помедлил минуту, будто припоминая, а потом ответил:

— Да, Гафур-бей. Такой случай был, и это не легенда, а исторический факт.

— Ну-ка, выкладывай!

— Когда его величеству было только три дня, к Джемаль-паше приехал в гости известный патриот Дервиш Хима и, как только он увидел младенца, тут же обратился к местной знати и другим мужам, находившимся в комнате, с пророческими словами: «Внемлите мне, господа, этот ребенок родился для спасения Албании, он станет ее вождем».

— Вот здорово!

— Потом произошел еще один исторический случай. Когда его величество ездил во Влёру в тысяча девятьсот двенадцатом году — ему было тогда семнадцать лет, — Исмаил Кемаль, тоже известный патриот, обнял его, поцеловал в лоб и произнес со слезами на глазах: «Добро пожаловать, сын мой! Все, что мы делаем сегодня здесь, — для тебя, ведь тебе жить в Албании и править ею».

— Очень хорошо, Вехби-эфенди. Это тоже надо вставить, — сказал министр.

— Как вам будет угодно!

— Во-вторых, Вехби-эфенди, — снова заговорил Гафур-бей, — слова «его величество» необходимо заменить на «его высокое величество», так как именно такой официальный титул будет присвоен его превосходительству, когда он станет королем. Как вы думаете, господин министр?

— Непременно, Гафур-бей.

— Как прикажете! — поклонился журналист.

— А теперь, господин министр, надо поскорее опубликовать произведение.

— Это мы берем на себя, — объявил министр.

— Хорошо бы еще перевести его на какой-нибудь европейский язык, — продолжал Гафур-бей. — Пусть весь мир узнает, какой у нас король.

— Прекрасно. Переведем, — решил министр, поднимаясь и давая понять Вехби-эфенди, что он может идти. Но тот не уходил. Он застыл на минуту, глядя на министра, будто собирался что-то сказать.

— До свидания, Вехби-эфенди! — сказал министр.

— Простите меня, ваше превосходительство, но я хотел бы воспользоваться случаем и обратиться к вам по поводу прошения, которое я подавал.

— А в чем дело?

— Я просил разрешения издавать газету. Я, как вы знаете, по профессии журналист, и сейчас, когда спаситель нации будет провозглашен королем, я думаю, нам понадобится новая газета, такая, что могла бы разносить по всей Албании голос правительства.

— Вы подали прошение?

— Так точно!

— Хорошо, Вехби-эфенди, мы рассмотрим этот вопрос. До свидания!

Как только Вехби-эфенди исчез за дверью, министр повернулся к господину Мусе Юке:

— Как вы думаете, Муса-эфенди, дать ему разрешение?

— Это уж вам решать, ваше превосходительство.

— Я думаю, можно дать, — сказал Гафур-бей. — Он неплохой журналист и готов нам преданно служить.

— Но честолюбец, — сказал Муса Юка.

— Мы все хотим больше, чем имеем, — заметил министр.

— А не зарывается ли он? Что-то слишком многого хочет?

— Да вряд ли он чего-нибудь добьется, мозгов не хватит, — сказал Гафур-бей.

— Уж не знаю. Может, и не хватит, а хочет он многого.

— Известное дело, Муса-эфенди. Чем меньше мозгов, тем больше мечтаний. Пожалуй, разрешим ему.

— Но он еще пособия просит.

— И это можно.

VIII

Лоб патера Филиппа покрылся испариной, но не духота июльского вечера была тому причиной.

— Как же так, eccellenza,[20] как могло королевское правительство допустить такое? Мы в полном отчаянии! Мы ко всему были готовы, но, что над нами будет поставлен властитель-мусульманин — этого никак не ожидали! Мы были уверены, что вы этого не допустите!

Он говорил на чистейшем итальянском, и eccellenza, седовласый господин сурового вида, слушал его стоя, с рюмкой коньяку в руке. В том углу ярко освещенного зала, где они находились, их никто не мог подслушать, и все же eccellenza был как будто встревожен восклицанием патера. Прежде чем ответить, он осмотрелся вокруг. Остальные приглашенные — штатские во фраках, офицеры в парадных, с аксельбантами и позументами, мундирах, при шпагах и регалиях, полуобнаженные дамы в длинных декольтированных платьях — прохаживались по залу или разговаривали, стоя группками, в салоне иностранной миссии, устроившей коктейль по случаю национального праздника.

— Успокойтесь, патер, — сказал он тихо, почти шепотом. — Изменять форму государственного правления — ваше внутреннее дело. Правительство его величества не может вмешиваться в ваши дела. Сам великий дуче нам…