Под ветрами степными - [13]

— Топчемся! — досадливо махала рукой Быкова, когда у нее спрашивали, как идет косовица.

Впереди было почти двадцать тысяч гектаров пшеницы.

Первого сентября дождь прекратился. Еще вчера казалось, что солнцу теперь не пробить набрякших облаков, а сегодня было тепло, небо было чисто и солнце светило ярко. С полудня, когда подсохла земля, на всех отделениях и бригадах стали выводить в поле жатки и самоходные комбайны для прокосов.

В этот день Новичихин и Четвертаков приняли тракторы. Быкова в надежде на приезжих бывалых механизаторов до последней минуты не решалась передавать машины в руки неопытных мальчишек. У них, правда, были свидетельства трактористов, полученные в школе, но что из этого! Когда Евдокия Ивановна спросила Новичихина, сколько же он времени ездил на тракторе, Витя смутился и пробормотал что-то нечленораздельное. Да и что он мог сказать, если в школе ему удалось в общей сложности посидеть на тракторе не больше двух часов!

Трактора были потрепанные. Они на своем коротком веку перевидали уже много хозяев.

Юлька, успевший в какой-то час с ног до головы вымазаться в солярке и масле, снова и снова пересчитывал наполовину растасканные ключи, искал их под сиденьем. Не найдя ничего, он заключил, виновато улыбаясь:

— Ключи — ерунда. Это я достану!

Новичихин ездил на своем тракторе вокруг стана, останавливался, разворачивал его вправо и влево. Проезжая мимо Четвертакова, он высовывался в разбитое окно и что-то кричал, улыбаясь во весь рот.

На другой день обоих занарядили в поле. Витя должен был идти на комбайн, на подборку ячменя, Юлька — на лафетную жатку. Теперь увидеть их было трудно. Уезжали они в поле рано утром, возвращались ночью, черные от грязи и равнодушные от усталости. Очень хотелось, чтобы дела у них шли хорошо, но выработка поднималась медленно. Их не ругали в боевых листках. Застряли они в середнячках со своими напарниками-курсантами.

На два дня к Виктору приезжала мать и почти не видела сына. Осмотрев вагончик, в котором жили ребята, она заохала, потому что с началом уборки все хозяйство оказалось изрядно запущенным. Потом достала откуда-то корыто, нагрела на кухне воды и принялась стирать вытряхнутое из-под матрацев белье. Вымыла вагончик, вечером застелила чистой газетой стол, собрала на нем домашнее угощение. Допоздна ждала с поля сына и его товарищей.

Всю свою жизнь она прожила в деревне и больше четверти века проработала в колхозе. Работала и в самые трудные времена, когда другие заколачивали дома и подавались в город. Растила детей и жила надеждой, что у них все будет легче и лучше. И вот что придумал ее Витька, которому бы теперь самый раз учиться дальше!

Виктор явился последним. Он долго плескался и фыркал за вагончиком. И вот он за столом вместе с ребятами, большой, русый, с удивительно добрыми и ласковыми голубыми глазами.

— Ты не суетись, садись с нами! — просит он мать.

Она садится рядом с сыном, который на голову выше ее. Между другими разговорами будто невзначай спрашивает о том, что ее больше всего волнует:

— Ну, а как вы — надолго здесь?

Мальчишки переглядываются. Виктор понимает, о чем спрашивает мать.

— Учиться еще будем. Сходим в армию, а потом в институт. А после института — опять сюда.

Мать улыбается одними глазами, качает головой: «Как все распланировали!»

До чего ж короткими стали ночи! Кажется, только успел заснуть, согреться под наброшенной поверх одеяла стеганкой, а уже снова надо вставать. Голова гудит и кружится, и так хочется снова опустить ее в шуршащую соломой теплую подушку, но неумолимый властный голос управляющей Евдокии Ивановны слышится над самым ухом:

— Подымайтеся, хлопцы! Кашу проспите!

Утро холодное. Вода обжигает, но зато как хорошо потом, когда вымоешься до пояса. А мать будто и не ложилась. Уже успела сварить на кухне картошку, нарезала сала и малосольных огурцов. Пусть еще разок поедят по-домашнему!

Ели молча, деловито, как солидные рабочие люди.

Солнце только всходило, когда со стана потянулись в поле тракторы. Мать, стоя в сторонке, смотрела, как сын заводит свой трактор. Трактор урчал и фыркал, как со сна, а Виктор заметно волновался.

Когда трактор завелся, Витя вытер руки и подошел к матери попрощаться. Она собралась домой.

Уже поднимаясь со стана на гору, Виктор все высовывался из кабины и махал ей рукой. Я ехал в поле вместе с ним, и мы некоторое время молчали. Он улыбался каким-то своим мыслям, наверное мыслям о доме. Потом сообщил:

— Отдал матери пятьдесят рублей. Пусть братанам гостинцев купит. Еле уговорил, не брала. У нас уже все с первой получки послали домой. Вовка Иванников матери сотню послал.

— А у тебя что-нибудь осталось?

Он нахмурился.

— Я не пропаду. У меня не будет — у хлопцев возьму.

День обещал быть хорошим. В небе ни облачка. Солнце разгоняло туман с полей, и они открывались все шире и шире, с ровно уложенными валками. Было похоже, будто их расчесали огромным гребнем.

Комбайнер и штурвальный были на месте, ожидала и машина, закрепленная за комбайном.

Сначала тяжелый соломистый валок, отсыревший за ночь, молотился плохо. Виктор вел трактор на самой маленькой скорости, но все равно то и дело приходилось останавливаться. К полудню дело пошло веселее.