Под тремя коронами - [77]

Шрифт
Интервал

Иоанн приветливо поздоровался с послом и допустил его к руке. Сказал:

— Начни, пан Станислав, с новостей о моей дочери, вашей великой княгине. Поклонившись в знак согласия, посол начал с изъявления благодарности александровой за приезд Елены.

— Кроме того, — сказал посол, — мой государь Александр велел сказать следующее. Тут он достал из-за обшлага рукава бумагу и зачитал:

— Ты хотел, чтобы мы оставили несколько твоих бояр и детей боярских при твоей дочери, пока привыкнет к чужой стороне, и мы для тебя велели им остаться при ней некоторое время, но теперь пора им уж выехать от нас: ведь у нас, слава богу, слуг много, есть кому служить нашей великой княгине, кому что прикажет, они и будут по ее воле делать все, что только ни захочет…

— Просил ли еще что-нибудь передать мне мой зять?

— Да, государь. Великий литовский князь просит урезонить, унять твоего родственника молдавского воеводу Стефана. Он опять начал нападать на наши владения… И, наконец, позволь высказать жалобу на твоих послов князя Ряполовского и Михаила Русалку. Как будто не произошло никаких изменений в отношениях наших государств, они на возвратном пути из Вильно грабили мирных жителей и даже купцов, встречавшихся им на пути.

Иоанн подумал, что посол молод, но говорит умно, свободно, без раболепства и, похоже, показывает совершенное знание дела.

— К сожалению, — сказал Иоанн, — все теперь делается не так, как обещали наш брат и его Рада. Послы же наши никого не грабили: наоборот терпели лишения и недостатки в пути по Литве. Что касается Стефана Молдавского, то я постараюсь помирить с ним своего зятя.

Из Москвы в Вильно поскакал очередной посол — Михайло Погожев. Наставляя его, Иоанн сказал, что то, что написано в грамоте — для отвода глаз. Главное же, что ты должен сказать Елене — чтобы она не держала при себе людей латинской веры и не отпускала бояр московских. Князю Ромодановскому, который там старший из наших бояр, скажешь, что то, о чем они сообщают и что пишет сюда Елена знают в Литве даже ребята. Скажи князю, что непригоже это. Нам нужно знать как можно больше потайного в делах литовских… В грамоте к Елене отец писал: сказывали мне, что ты нездорова, и я послал навестить тебя Погожева. Ты бы ко мне отписала, чем неможешь и как тебя нынче бог милует.

Не забыл Иоанн сделать этому посольству и наставление, чтобы они своим поведением бесчестья не нанесли ему, великому князю.

— А как будете у короля за столом, — сказал он послу, — и после стола пришлет за вами король, чтоб вы шли вместе пить, то вы идите все, да чтоб между вами все было гладко и пили бы вы бережно, не допьяна…

Между тем, недовольство между тестем и зятем росло все более и более. Когда летом 1495 г. по Литве разнеслась весть, что крымский Менгли-Гирей выступил к границам княжества литовского, Александр теперь уже вместе с женой попросили Иоанна о помощи согласно договора. Иоанна возмутила такая просьба. В сердцах он сказал дьяку Холмскому:

— Отпиши моим родственникам: вышел ли хан из Перекопа? К каким украинам он идет? Какую помощь им оказывать, в конце концов?

Но хан, как оказалось, не двигался, и помощи подавать было не нужно.

В один из осенних дней после обеденного отдыха Александр вошел к жене в ее комнаты, обнял и без обиняков начал: твой отец не унимается… Все требует и требует… И это ему не так, и то ему не этак.

Елена прислонилась к мужу и попыталась успокоить:

— Ну, полно, с этими требованиями ты ведь согласился.

— Но они все растут и растут. Он требует, чтобы мы построили все-таки церковь греческого закона. Чтобы титул московского князя я писал в соответствии с договором. Не приставлял к тебе слуг латинской веры, не принуждал тебя носить польское платье.

И раздраженно продолжил:

— Но, согласись, ведь в этом платье ты еще более привлекательна. Эта одежда не только более красива, чем московская, но она просто более удобна. Но, ладно, одежда… Уже требует от меня не запрещать вывозить серебро из Литвы в московские владения. Требует, чтобы я отпустил жену князя Бельского. Твой отец отозвал из Вильно князя Ромодановского с товарищами, оставил тебе только священника Фому с двумя дьяками-певчими и несколько поваров.

И все более горячась, Александр сказал:

— Этак скоро Литвой из Москвы управлять будут.

В ответ Елена нежно обняла и стала целовать супруга:

— Успокойся, мой повелитель… Раздражение — плохой советник в политике… Всё образуется… И отец скоро успокоится… Не будет нас стеснять своими бесконечными просьбами.

— Но я не хочу исполнять его требования…

— Ответим отцу так…

Елена потянула за висевший возле двери золоченый шнур и через минуту вошла боярышня Бецкая. Она была секретарем Елены, так как писала грамотно, красиво и хорошим слогом. На нее с первых дней обратил внимание и Александр. Живая, легкая, общительная и остроумная, с глазами, похожими на спелые степные вишни, окропленные дождевой влагой, в глубине которых, казалось, таилась какая-то зазывная восточная нега, она могла буквально в одно мгновение очаровать любого. Александра сдерживала репутация примерного семьянина, но ему все труднее и труднее удавалось сдерживать возникавший при встрече с Бецкой любовный порыв. Он заполнял его, яростно захлестывал все его существо, и иногда великому князю не хотелось скрывать его ни от любимой Елены, ни от всего белого света…


Рекомендуем почитать
И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

Художественно-документальная повесть писателей Б. Костюковского и С. Табачникова охватывает многие стороны жизни и борьбы выдающегося революционера-ленинца Я. М. Свердлова. Теперь кажется почти невероятным, что за свою столь короткую, 33-летнюю жизнь, 12 из которых он провёл в тюрьмах и ссылках, Яков Михайлович успел сделать так много. Два первых года становления Советской власти он работал рука об руку с В. И. Лениным, под его непосредственным руководством. Возглавлял Секретариат ЦК партии и был председателем ВЦИК. До последнего дыхания Я. М. Свердлов служил великому делу партии Ленина.


Импульсивный роман

«Импульсивный роман», в котором развенчивается ложная революционность, представляет собой историю одной семьи от начала прошлого века до наших дней.


Шкатулка памяти

«Книга эта никогда бы не появилась на свет, если бы не носил я первых ее листков в полевой своей сумке, не читал бы из нее вслух на случайных журналистских ночевках и привалах, не рассказывал бы грустных и веселых, задумчивых и беспечных историй своим фронтовым друзьям. В круговой беседе, когда кипел общий котелок, мы забывали усталость. Здесь был наш дом, наш недолгий отдых, наша надежда и наша улыбка. Для них, друзей и соратников, — сквозь все расстояния и разлуки — я и пытался воскресить эти тихие и незамысловатые рассказы.» [Аннотация верстальщика файла].


Шепот

Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.


Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.