Под тремя коронами - [78]

Шрифт
Интервал

И неизбежное случилось как-то само собой. Однажды на святочной неделе он, заснеженный и веселый, примчался из сморгонских охотничьих угодий пана Голуба к Елене, и, первой, кого встретил в ее покоях, была Бецкая. Ей показалось, что это ворвался горячий ветер из знойной пустыни… Она отступила от великого князя, от его протянутых рук… Только и сказала:

— Княгиня вместе со священником и своей крестной уехала в монастырь… Повезла милостыню…

Безудержный, бурный напор великого князя был так стремителен, что она не оказала сопротивления и позволила сорвать с себя одежды. А затем тесная комната показалась ей раем…

Этот неистовый и страстный роман Александра был последним. Не в силах ничего изменить в их отношениях, они рвались друг к другу и, понимая, что соединение двух сердец невозможно, мучились разлуками и ревностью, писали пылкие, сбивчивые письма, одно из которых в конце концов попало в руки Елены. В нем боярышня писала, что при каждой встрече возлюбленный всегда заставляет ее летать… И что она, как и всякая женщина, хочет, чтобы тот, кто приносит им такую радость, принадлежал только им…

Под благовидным предлогом Бецкую отправили домой вместе с московским посольством в Россию, но по пути, во время остановки на ночлег в небольшом, бедном православном монастыре под Череей, она смогла незаметно оказаться в келье игуменьи, броситься пред ней на колени и все рассказать… Сердце матушки защемило тоской и горем, когда она увидела впалые бледные щеки, губы, запекшиеся как в лихорадке, и глаза, сверкавшие из-под длинных темных ресниц горячечным огнем и какой-то страстной решимостью…

— Облегчи свою душу, дочь моя… У нас в монастыре секретов нет. И Бецкая, захлебываясь слезами и рыданиями, все рассказала… Выслушав, мудрая игуменья сказала скорее сама себе, чем Бецкой:

— То, что рождается между мужчиной и женщиной вообще необъяснимо… А тайну женщины, как мне кажется, не разгадать даже Богу…

И помолчав, добавила:

— Любовь, дочь моя, осуждать не следует. Любовь — не грех…

Не откладывая, ее постригли… Здесь, в монастыре, и отцветала ее красота. Только однажды ей удалось напомнить о себе великому князю. В письме она умоляла его: «О, как ты жесток! Какой позор моя любовь к тебе и как я презираю себя! И вдали от тебя я думаю только о тебе. Обещай мне, что я увижу тебя…» Боярышня тщетно взывала к прошлому: «Вспомни, что мы любили друг друга со всей силой, на какую были только способны, мы совершенно довольствовались друг другом, мы целиком жили в нашей любви». Глядя в окно, за которым шел мелкий, скучный дождь, Александр задумался: да, раньше я всегда обещал, когда об этом просили такие женщины… Но это время, к сожаленью, прошло. У секретаря, который читал ему письмо, спросил:

— И почему это, когда от тебя уходит женщина, обязательно идет дождь?

Письмо Бецкой тронуло и взволновало великого князя.

Но все это было впереди. Сейчас же она без слов склонила голову в поклоне сначала Елене, затем Александру.

— Садись, боярышня, за стол и пиши.

Александр продиктовал письмо тестю: в нем чувствовалась досада и нежелание исполнить бесконечные требования Иоанна. В который раз Александр сообщал великому князю московскому, что законы запрещают увеличивать число православных церквей в Литве. Относительно католической прислуги у Елены слова Александра прозвучали довольно-таки грубо: кого из панов, паней и других служебных людей мы заблагорассудили приставить к нашей великой княгине? Кто годится, тех и приставили, ведь в этом греческому закону ее помехи нет никакой. С такой же досадой Александр отказал Иоанну, требовавшему вернуть перешедшим на службу князьям Вяземским и Мезецким оставшееся в Смоленске их имущество.

— Напиши моему тестю, — продолжал Александр, — что князья Вяземские и Мезецкие были нашими слугами. Изменивши нам, они убежали в твою землю как лихие люди, а если бы не убежали от нас, то того бы и заслужили, чего изменники заслуживают.

— Да напиши, боярышня, — диктовал далее Александр, — что на границе усиливаются неприязненные столкновения между подданными обоих государств. И все потому, что московские люди захватывают земли у литовских, причиняют им различного рода обиды.

У Иоанна тоже не было недостатка в причинах для жалоб: Александр не пропустил турецкого посла, ехавшего в Москву через его владения: дескать по пути будет высматривать его государство. Иоанн в связи с этим писал: «Мы с тобой в любви, в мирном докончании, в крестном целовании и в свойстве, а ты ко мне послов и гостей не пропускаешь»..

XV

В возникшем непонимании и ухудшении отношений Иоанна и Александра негативную роль играл дьяк московского посольского приказа Бушуев. Он все делал, чтобы поссорить Иоанна с Александром. При всяком удобном случае он напоминал:

— Похоже, государь, что наши надежды через Елену усилить влияние в Западной Руси окажутся несбыточными. Послы и наши доброжелатели в Литве доносят, что вздумал Александр и его паны Киев и другие города передать в управление брату Александра Сигизмунду, католику.

— И что же мы можем сделать?

— Просить Елену всячески воздействовать на Александра…


Рекомендуем почитать
И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

Художественно-документальная повесть писателей Б. Костюковского и С. Табачникова охватывает многие стороны жизни и борьбы выдающегося революционера-ленинца Я. М. Свердлова. Теперь кажется почти невероятным, что за свою столь короткую, 33-летнюю жизнь, 12 из которых он провёл в тюрьмах и ссылках, Яков Михайлович успел сделать так много. Два первых года становления Советской власти он работал рука об руку с В. И. Лениным, под его непосредственным руководством. Возглавлял Секретариат ЦК партии и был председателем ВЦИК. До последнего дыхания Я. М. Свердлов служил великому делу партии Ленина.


Импульсивный роман

«Импульсивный роман», в котором развенчивается ложная революционность, представляет собой историю одной семьи от начала прошлого века до наших дней.


Шкатулка памяти

«Книга эта никогда бы не появилась на свет, если бы не носил я первых ее листков в полевой своей сумке, не читал бы из нее вслух на случайных журналистских ночевках и привалах, не рассказывал бы грустных и веселых, задумчивых и беспечных историй своим фронтовым друзьям. В круговой беседе, когда кипел общий котелок, мы забывали усталость. Здесь был наш дом, наш недолгий отдых, наша надежда и наша улыбка. Для них, друзей и соратников, — сквозь все расстояния и разлуки — я и пытался воскресить эти тихие и незамысловатые рассказы.» [Аннотация верстальщика файла].


Шепот

Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.


Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.