Под тремя коронами - [46]

После долгого молчания Александр, поскольку и для него это было важной, беспокоящей проблемой, все же продолжил:

— Конечно, радные паны многое клонят на свою сторону, многое решают в своих интересах в ущерб государству. Но все они знатные литвины, паны и князья собственно Литвы.

— Да, милый, — сказала Елена. — И очень-очень редко среди них встречаются русские, тем более православные бояре…

Александр долго молчал, потом, как бы нехотя сказал:

— Так повелось. Государство наше называется Великое княжество Литовское, а затем уже Русское и Жемайтское. Литовские князья, опираясь на свой народ, положили ему начало, а затем и укрепили. Я, как ты знаешь, по отцовской линии принадлежу к литовским князьям. И я всегда помню о том, что принадлежу к этому племени.

Александр подошел к жене, мягко обнял, притянул ее к себе и продолжил:

— Надеюсь, что ты скоро узнаешь и полюбишь Литву, как люблю ее я, а литовцев, как любишь славян-русинов. Нас, литовцев, иногда обвиняют, что на войне мы не только храбры и мужественны, но и неоправданно жестоки… Но во время войны каждый народ предстает диким и жестоким. Война не может служить примером. На самом же деле в обычной жизни литовцы добродушны, гостеприимны, нравственны и даже поэтичны. А чего стоят песни литовцев, эти замечательные памятники прошедшего, внутренней жизни народа, его добрых качеств, страстей и, разумеется, пороков. Их тоже не лишен ни один народ. В этих песнях и раскрывается душа народа, его нравственная суть. В них веют теплые ветры, поют прекрасные девы, цветут луга. Дети плачут на могилах родителей. Брат брату, сестра сестре, мать дочери подают дружеские, родственные руки и взаимно благословляют один другого. Ни одна песня литовцев не оскорбляет человека, нигде любовь не обезображена грубостью и бесстыдством, не прославляет низость и обман. Не только песни, но и вообще поверья, народные обычаи убеждают, что дома, при семейном очаге литовец кроток и добр.

Несомненно одно, продолжал далее Александр, что в бою ли, в песне, в обряде литовец всегда и везде высказывает и заявляет такую восторженную любовь к родным местам, к своему князю-властелину, к семье и своей земле, что подобной любви, подобного отношения трудно отыскать у других народов.

Конечно, в тех законах и заповедях, которыми литовцы руководствовались до того, как стали христианами, есть и такие, которые в наше время можно оценить по-разному. Чего стоит, например, заповедь, что соседей, поклоняющихся нашим богам, следует считать друзьями, а с людьми другой веры следует вести постоянную войну. Или такая: если кто, находясь в здравом уме, пожелал принести в жертву богам и сжечь своего домочадца или ребенка, не следует ему воспрещать этого, потому что огонь освящает человека и делает его достойным жить с богами. Но многие заповеди и сегодня некоторые считают вполне оправданными. В частности, такую: пойманного в воровстве в первый раз следует высечь розгами; во второй раз — бить палками, за третьим разом — сжечь вдали от лика богов.

Затем Александр перевел разговор на трудности, с которыми повседневно встречается государь.

— Оказывается, Елена, — сказал он, привлекая жену к себе, что, будучи королевичем, я слабо представлял все сложности управления государством. Не знал, что для сохранения власти требуется и большая удача, и большое искусство. Все дело, как я теперь понимаю, не столько в ответственности, сколько в том, должен ли государь быть жестоким или милосердным? Да, жестокостью можно навести порядок в стране. И ему не следует считаться с обвинениями в жестокости, если он хочет удержать своих подданных в повиновении. И этим государь может проявить не что иное, как милосердие.

— Так что же лучше, чтобы правителя любили или чтобы его боялись? — робко спросила Елена.

— Вообще говоря, было бы хорошо, если бы его и любили, и боялись, но любовь не уживается со страхом. Поэтому, когда есть выбор, нужно выбирать страх. Ведь люди лицемерны и склонны к обману. Пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не жалеть: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда тебе явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся. Государю нужно внушать страх, но делать это надо так, чтобы избежать ненависти. Но со страхом, так же, как и с жестокостью, нужно «не перегнуть палку», ибо государь может превратиться в глазах подданных в тирана. А тираном оправданья нет. Тираническая власть действует развращающе на самих правителей и на народ.

Вообще же государь должен следить за тем, чтобы не совершать ничего, что могло бы вызвать ненависть или презрение подданных. Ненависть они, как правило, возбуждают жадностью и хищническим посягательством на добро и женщин своих под данных. А презрение — непостоянством, легкомыслием, малодушием, нерешительностью и изнеженностью. Этих качеств нужно остерегаться как огня, стараясь, наоборот, проявлять великодушие, бесстрашие, основательность и твердость.

Александр увлекся рассказом и спросил как бы сам у себя: как же следует поступать великому князю, чтобы его почитали? Ничто не может внушить такого почтения к государю, как военные предприятия и необычайные поступки, то есть значительные в гражданской жизни действия. Самое главное — создать себе славу великого человека. Убийством граждан, предательством, вероломством, жестокостью и нечестивостью можно стяжать власть, но не славу. Правитель должен оказывать покровительство дарованиям, оказывать почет отличившимся в искусстве или ремесле, занимать народ празднествами и зрелищами. Это последнее было хорошо известно еще древним римлянам, — уточнил Александр.