Под тенью лилии - [276]

«Лучше будем разговаривать во сне, — услышал он. — Во сне скорее схватываешь, глубже понимаешь. Ты говорил Профессору, что во сне нить твоих дневных занятий не прерывается. На самом деле все не так, и ты давно в том убедился. Ты ничего не выучил ни во сне, ни бодрствуя. Ты просто убедился, постепенно, что владеешь китайским. В один прекрасный день ты очнешься со знанием и других языков, каких только пожелаешь. Разве ты просто вспоминаешь то, что знал в юности, а потом забыл? Полно! Как насчет албанской грамматики?..»

Это напоминание встряхнуло его так сильно, что он проснулся и зажег лампу. Ему с трудом верилось в случившееся, даже теперь, неделю спустя. Никогда в жизни он не учил албанский язык. Лет двадцать тому назад купил грамматику Г. Мейера, но дальше предисловия дело не пошло, и с тех пор он ни разу в нее не заглядывал. На прошлой неделе, распаковывая ящики с книгами из дому, он наткнулся на эту грамматику и открыл ее наугад, где-то ближе к концу. С волнением и страхом обнаружил, что все понимает. Поискал перевод параграфа и убедился: да, все верно…

Он вскочил с постели и шагнул к книжным полкам, так ему захотелось во что бы то ни стало еще раз проверить свое открытие. И тогда из-за распахнутого окна его одернул незнакомый голос:

— Вам что, не спится?

Он вернулся в постель, с яростью зажмурил глаза, твердя шепотом:

— Не думать, ни о чем не думать.

«А я тебе что говорю — с самой первой больничной ночи?» — услышал он мысленное.

И тут в нем забрезжило понимание того, что же произошло. Электрический заряд огромной силы, разрядившись прямо над ним и пронизав его насквозь, регенерировал все клетки его организма и сказочно расширил возможности мозга. Но тот же электрический заряд сотворил в нем новую личность, что-то вроде двойника, с которым они, чаще всего во сне, мирно беседуют, а иногда и пререкаются. Вполне возможно, что эта новая личность складывалась, пока шло выздоровление, в самых глубоких пластах его подсознания. Повторив про себя несколько раз это объяснение, он услышал: «Хорошо найдено — двойник! Точно и пойдет тебе впрок. Но не торопись докладываться Профессору».

Он не понимал — и это вызывало в нем легкое удивление и досаду, — зачем постоянно напоминает себе о мерах предосторожности, когда и так решение уже давно принято (в сущности, решения и не было нужды принимать, он просто знал, что по-другому не сможет). Разговоры с ним Профессор неизменно сводил на гипермнезию и прогрессирующее отмирание прошлого.

— Хотите, вам привезут рукописи и папки с вашими материалами, — предложил он раз. — При нынешних ваших возможностях вы могли бы завершить работу за несколько месяцев…

Он панически поднял вверх обе руки и даже не сказал, а вскрикнул:

— Нет! Нет! Меня это больше не интересует. Профессор опешил, проронил разочарованно:

— Но это же труд всей вашей жизни…

— Его следует переписать с первой до последней страницы, а я не уверен, что игра стоит свеч. Пусть останется, как есть, opus imperfectum[94]…Я вот что хотел вас спросить, — сменил он тему, — если это не секрет. За мной ничего такого не замечали в последнюю неделю? Что докладывает охранник и все прочие?

Профессор встал с кресла, постоял несколько мгновений у окна, потом в задумчивости вернулся на место.

— Умеют быть невидимыми, когда надо, но, конечно, все бдят… Ничего сенсационного не докладывали: только что вы по многу раз за ночь включаете свет. Включаете и через пару минут гасите… По крайней мере так мне сказали… Подозреваю, что мне всего не говорят, — добавил Профессор, понизив голос. — Подозреваю, что они узнали еще о чем-то немаловажном — или вот-вот узнают…

— В связи со мной? — спросил он, переборов волнение.

Профессор призадумался, потом снова рывком встал и отошел к окну.

— Не знаю, — сказал он немного погодя. — Может быть, и не только в связи с вами…

Утром 3 августа Профессор пришел неожиданно, после ощутимого перерыва.

— Не знаю, радоваться или нет. Вы прославились на всю Америку. Один иллюстрированный журнал опубликовал интервью с вами — конечно, фальшивку: «Как в меня попала молния». Фальшивка произвела сенсацию, все наперебой принялись ее перепечатывать. Комитет по печати проинформировал нас, что трое корреспондентов крупных американских газет прибыли в страну вчера вечером и хотят непременно с вами встретиться. Им ответили, что доктора пока не разрешают посещений. Но сколько времени еще удастся вас скрывать? Возможно, в эту минуту газетчики уже развернули свою деятельность. Младший персонал больницы расскажет им все, что знает, и много сверх того, от себя. Найдутся информаторы и здесь… Что же касается фотографий, тут у меня иллюзий нет. Вас, бесспорно, снимали, и неоднократно: на прогулке, у окна, может быть, даже в постели… Но я вижу, это известие вас отнюдь не ошеломило, — заметил Профессор, просверлив его взглядом. — Вы ничего не говорите.

— Я ждал продолжения.

Не сводя с него испытующих глаз, Профессор подошел ближе.

— Откуда вы знаете, что есть продолжение?

— Догадался, потому что вы нервничаете. Я вас таким никогда не видел.

Профессор с горечью усмехнулся.