Под созвездием Рыбы - [3]
С тех пор я представлял себе браконьера с лицом Силиса и нежной душой художника…
Поздно вечером инспектор рыбоохраны Калужников вышел из кинотеатра. Сзади к нему подошли трое. Они ударили его осиновым колом. По голове.
Мы плывем на катере, поглядываем на нашего инспектора и думаем, что не очень-то приятная у него работа.
— Кто же все-таки напал на Калужникова?
— Просто случай городского хулиганства. Знаете, как сейчас — прямо не ожидаешь, когда получишь по морде.
— Мда, — бурчит художник Витя. — Рыбные запасы сокращаются, а мордобитие развивается. Ни один гражданин нынче не застрахован от возможности получить по шее. Так сказать, в районных центрах и в столицах следы ударов есть на лицах.
Нашему инспектору не очень-то хочется говорить на эту тему. Он придерживается мнения, что на Калужникова напали хулиганы. Браконьеры здесь ни при чем.
Но все-таки случай с Калужниковым мне кажется особым. Ведь в Волгоградской области не то, что были избиты, были убиты четыре инспектора рыбоохраны.
Из самодельных пистолетов.
За всю поездку я не поймал удочкой ничего стоящего. Это очень раздражало меня.
В последний день на Кубенском озере мы еще раз попытали счастья. Ловили прямо в районном центре, в Устье-Кубенском, с дебаркадера.
Дебаркадер здесь устроен особо. К берегу причалена огромная черная баржа с высокими, испачканными варом бортами. А уж к ней причален дебаркадер. Чтобы попасть на него, надо перейти баржу.
Мы так и сделали. Борт дебаркадера тоже оказался очень высоким — около двух метров. Закинули удочки, и сразу же стали поклевывать сорожки и ерши.
К нам подошла толстоватая женщина — видно, служащая с дебаркадера. Она сказала, что мы не там ловим. Ловить надо, как она выразилась, «под уборной». На дебаркадере имеется уборная, так сказать — туалет. И там, якобы, и держится стоящая рыба.
Ловить «под уборной» мне как-то не улыбалось. Художник Витя горячо поддержал меня: это, дескать, как-то неинтересно, у него, дескать, рыба ассоциируется со светлой, прозрачной водой, с легкими пенными струями, с ветлами, нависшими над рекой.
Несмотря на это, я заметил, что он несколько переместил свой поплавок поближе к ТОМУ месту. Потом он перебрасывал и перебрасывал удочку и даже удалился от меня в сторону уборной.
— Юра! — крикнул он вдруг.
Я даже вздрогнул. Никогда мое имя не произносилось с таким трепетом и жаром.
Удилище согнулось в его руках — огромная рыбина ходила под водой. Это был язь — золотой и большой, как мандолина. Художник Витя водил этого язя так неуверенно, с такой дрожью в сердце, что я выхватил удилище из его рук и стал тащить язя на дебаркадер. Только полному идиоту могла прийти в голову подобная мысль. Я вытащил его из воды сантиметров на 15, леска лопнула и язь шлепнулся обратно, с грохотом и пеной.
В ярости я бросил удилище и стал его топтать. Художник обалдело смотрел на меня, борода его стояла дыбом. Внезапно у меня сделался сердечный приступ.
Вокруг нас собрались служащие дебаркадера. С изумлением глядели они на двух надломленных молодых психопатов.
— Проклятая леска, — хрипло ругался Витя. — Была бы толще, выдержала б.
Он взял спиннинг, снял с него блесну и привязал крючок — самый большой из наших запасов — размером с собачью ногу. Нанизал на него чуть не полбанки червей и кинул прямо «под уборную».
Пока он все это проделывал, я тупо глядел на свой поплавок и стремительно думал:
— Так-так-так, подошли язи. Так-так-так. Сейчас клюнет… Что делать? Как вываживать? Где взять подсачек? С дебаркадера на берег вывести невозможно — мешает баржа.
Нет, я не успел ничего придумать. Мой поплавок медленно окунулся. Это клевал язь, я знаю поклевку язя. Это он. Чуть притопил и поднял поплавок, а потом повел.
— Художник, — зашептал я. — У меня взял язь.
Мигом Витька подскочил ко мне и, жарко дыша, стал глядеть поклевку. Вот поплавок повело, и я подсек. Чисто и мастерски, как снайпер. Новый язь бешено заходил на леске. Он толкал воду хвостом, упирался в нее плавниками — красными и прозрачными. Он раскрыл рот и хлебал от ярости воду.
Что творилось с моим сердцем, невозможно сказать! Оно билось и плескалось, как этот язь. Я не знал, что делать. Машинально я повел его вдоль дебаркадера, к берегу. У меня в голове струилась одна мысль: подойти как можно ближе к берегу, потом прыгнуть в воду и поплыть с удочкой вокруг баржи…
— Юра, что ты делаешь?! Ой, не упусти!
Я подвел язя к барже и дальше вести его было некуда. Перед моим носом торчал высокий черный баржевый борт.
Витька вдруг прыгнул на этот борт, подтянулся, отчаянно треща швами брюк, вскарабкался на баржу и, уцепившись одной рукой за какие-то веревки, другую протянул ко мне.
— Давай удочку! — орал он. — Я поведу его дальше.
Я отдал удочку.
— Не ослабляй напряга! — орал я, а сам уже мчался по дебаркадеру, перепрыгивая через кнехты.
Я зацепился за что-то свитером. Он вытягивался за мной, выворачивая свои шерстяные соты, и, наконец, треснул. Я оказался на берегу.
В трех метрах от берега высилась баржа. На борту ее, сквернословя, торчал мой художник, держа обеими руками удилище. Вот он — язь, уже почти у берега.
