Под солнцем Севера - [27]

В таких же каменистых местах мне приходилось встречать пищух в окрестностях бухты Провидения, Чаунской губы и на отрогах хребта Гыдан (Колымского).

Над нами показался ястреб. Сделав несколько кругов, он полетел к ближайшей гольцовой вершине. Для ястреба сеноставцы — лакомая добыча. Однако пищухи очень осторожны и от нор далеко не отходят: при малейшем признаке опасности они проворно скрываются в камнях.

Сокращая путь, мы с Коравги поднялись над горной тундрой альпийского пояса и теперь пробирались по обширному каменному хаосу гольцов. Горный массив на плоской «крыше» раздроблен на большие и малые глыбы. Они уже покрылись трещинами, то вертикальными, то горизонтальными или наклонными, нередко зияющими щелями, куда свободно проходил палец или даже ладонь руки. Иногда приходилось передвигаться, прыгая с одной каменной глыбы на другую — они качались от прыжка и глухо стучали по своему скалистому основанию.

Позади нас, между глыбами камней росли подушки незабудочника, лапчатки и иных похожих на них по внешнему облику видов. Эти растения с множеством плотно сжатых и переплетенных между собой побегов отчасти напоминали моховую кочку. Другие казались полушаровидными лепешками (диапенсия). Приземистые, обтекаемые подушки легче переносили холодное дыхание ветра и частые смены тепла заморозками, они лучше сохраняли тепло и впитывали дождевую воду всей своей поверхностью. Некоторые из них, обитающие на открытых, незащищенных местах, имели вмятины; преобладающие ветры придавали растениям форму, наиболее удобную для существования их на путях воздушных потоков.

Подушкоббразность растений особенно резко выражена на высоких горах Советского Союза, например на Восточном Памире. Там в укрытых местах вырастают такие плотные подушки, что на них может стоять человек, не причиняя растению ни малейшего ущерба. Их никак не разрежешь ножом, а нужно рубить топором — так тесно переплетаются между собой горизонтально отходящие в стороны побеги.

Встречаются внушительные «глыбы» дриадоцвета, иногда достигающие по высоте колена человека, а в поперечнике — двух и даже почти пяти метров. Такая подушка, достигнув определенного потолка роста, начинает отмирать. Отмирание начинается в центре. С течением времени образуется своеобразное живое кольцо. В пустой середине растущего во все стороны кольца может появиться другое растение-подушка, а в ней, по отмирании середины, — третья и т. д. Изумительные концентрические окружности по мере дальнейшего роста раздвигаются все шире и шире, подобно кругам от брошенного в воду камня (только круги на воде расходятся быстро, а в подушке они нарастают в течение столетий).

Другое дело подушки, растущие не в укрытиях, а под непрерывным воздействием жестоких ветров. Развиваются они иначе. У них отмирание происходит не с середины, а с крутой и высокой наветренной стороны, расположенной поперек движения преобладающих ветров. Ветер постепенно выдувает у растения-подушки своеобразную подкову;.у которой нарастание идет с противоположной, подветренной стороны — живой и пологой.

Здесь, на вершине Северо-Анюйского хребта с его высотами, не превышающими двух километров над уровнем моря, подушки по внешнему виду не напоминали ни колец, ни подков, когда-то поразивших нас, и не изумляли своей величиной. Это были скромные приземистые растения. Но приспособления к резким условиям жизни на путях воздушных арктических потоков шли у них по тому же типу образования, подушкообразных форм (незабудочник подушковый и др.).

Ниже гольцовой вершины, на просторах горной тундры, встречались виды иного строения: они обладали более или менее плотными дерновинами. Таким выразительным примером оказалась тут аренария, или чукотская песчанка, — голубовато-зеленый полукустарничек с белыми цветками. Расселилась она почти только в пределах Чукотки, а в других местностях не встречается. Она находилась у себя дома и, как чукотский эндемик, выделялась оригинальным внешним обликом: многочисленными восходящими, но как бы сжатыми в пучок стеблями и жесткими, растопыренными листьями.

Так же одиноко цвела светло-зеленая, редкая для нашей страны завитая осока. Ее соседями оказались прелестная сибирская ветреница с белыми цветками и невысокими, дугообразно приподнятыми над землей стеблями, а также гребенчато-ресничатая камнеломка: светло-желтые лепестки растения были словно обрызганы пурпуровыми крапинками.

Ютился здесь и мохнатый вздутоплодник — низенький (не выше карандаша) многолетник с сизовато-зелеными листьями. Извлекая его для гербария, пришлось немало потрудиться, чтобы не оборвать длинный, толщиной в палец корень; корневая шейка закрывалась волокнистыми темнобурыми остатками отмерших листьев. На скалистых обнажениях, в углублении, нашел пристанище единственный кустик жилколистной ивы. Ее распростертые желтые веточки едва приподнимались над землей.

Словно вечные хранители природы, стояли кое-где каменные останцы-кекуры, будто окаменевшие фигуры людей с суровыми лицами, высеченными резцом природы из гранита. Казалось, улыбка, когда-то игравшая на этих лицах, стерлась ветрами и пропала в веках.