Под солнцем Севера - [11]

Как-то охотник лицом к лицу встретил белого медведя, забредшего на материк. Охотился тогда Фома на Колымском побережье, близ утеса Конзобоя. Там река, огибая скалистый мыс, поворачивает на восток и встречается с Омолоном. С вершины утеса открывается вид на громадную, пестрящую озерами низину левобережья и отходящую от русла Стадухинскую протоку (она сливается с главным руслом только за Нижне-Колымском).

Не подозревая опасности, охотник вышел из поварни и вдруг увидел приближающегося зверя. ‘Тот заметил человека, но не остановился, а продолжал двигаться. Шел он не напрямик, а делая зигзагообразные повороты, словно не хотел показать своих истинных намерений и спугнуть жертву. Бежать было поздно, да и опасно: зверь непременно бросился бы догонять. Если же стоять неподвижно, медведь мог подойти так близко, что его будет нетрудно сразить пулей.

Вдруг мишка остановился и, встав на задние лапы, понюхал воздух. Видимо, он, не вполне доверяя зрению, надеялся с помощью обоняния лучше разобраться в обстановке. Охотник спокойно подпустил зверя на несколько метров и, вскинув заряженный винчестер к плечу, выстрелил. Зверь сначала кинулся бежать, но вскоре упал и лапой стал прикладывать к ране снег. Потом начал рыть передними лапами яму, стараясь спрятать в ней голову. Так, уткнувшись носом в снежную ямку, он и замер.

Зимний мех оказался у него пожелтелым: из него выпадала ость (линька у белых медведей начинается в апреле и заканчивается в первой половине июля).

Один из товарищей охотника тогда чуть не отравился ядовитой печенью мишки: попробовал небольшой кусочек — и часа через два появились признаки сильного отравления, а спустя неделю с ладоней начала слезать кожа.

Фоме хорошо знаком правый берег Колымы, в низовьях Омолона. Против заимки Дуванное река подмывает высокие (до двадцати-сорока метров) обрывы — талы. Мокрые массы ила с вкраплениями ископаемого льда постоянно сползают летом в реку.

Подкрепив свои силы у костра, охотник распрощался и пошел далее.

*

Полуночное солнце, опустившись до линии горизонта, остановилось и теперь как бы скользило над ней. Вот оно медленно взбирается по небосводу ввысь. Оно крупнее, чем днем, и едва зарумянилось.

Наступил полярный день — мы видели его рождение. Незаходящее- солнце словно расширило окружающие просторы, придав им радостный весенний колорит. О весне напоминала и наполовину обнаженная от снега поверхность земли. Теперь заметно было, как подтаивал тонкий снежный слой на темных предметах, обращенных к солнцу, как он превращался в ледяные кристаллы.

Около часа ночи мы двинулись в поход. Кочуем «ночью», а отдыхаем «днем». Успех похода во многом зависел от оленей, несущих на своих спинах наше снаряжение. Но животные не любят жары, они тогда мало едят, быстро худеют и теряют силы. В часы ночи солнце хотя не заходит, но своими косыми лучами греет слабее, чем днем. Наступившей «ночной» прохладой мы и пользуемся для очередного перехода.

На снегу появилось еще больше проталин. На одной из них бродили два ворона. Они обменивались между собой короткими отрывистыми возгласами. Через минуту эти сообразительные и любопытные птицы взлетели, послышались шипящие взмахи мощных крыльев.

Совершая обычную воздушную разведку, они летят вдвоем, но в отдалении друг от друга. Так им удобнее обследовать обширные угодья своих владений и хорошо разглядеть зоркими глазами, какие произошли изменения со времени их предыдущего полета и нельзя ли чем-нибудь поживиться. Облюбовав для жилья ту или иную местность, они обычно не подпускают сюда своих соперников. Такая пара сохраняет верность друг другу на всю свою долгую жизнь.

Коравги первым заметил лебедей. Они стремились на север, в просторы тундры, и летели спокойно и величаво, напоминая своей белизной чистоту снега на альпийских вершинах гор. В блеске солнечных лучей и синеве небес слабо различались крылья птиц, плывущих, как белые облачка, в воздушном океане. В весеннем воздухе отчетливо слышалось их перекликанье гортанным, но звучным и волнующим «кли-кли-кли».

Следя за их полетом, мы не сразу заметили, как с юга к нам приблизилась длинная вереница гусей. Вот вожак сменил высоту полета, все птицы последовали его примеру, и в небе виден уже не клин, а словно колеблемая ветром легкая полоска. Теперь полоска превратилась в вытянутую цепочку гусей, неуклонно следующих за вожаком. Слышалось громкое кагаканье. Гусиные крики постепенно слабели и пропадали, да и сами птицы тоже исчезли, словно растаяли в небосводе.

Но на юге снова появились стаи гусей. Глядишь, они уже над головой взмахивают длинными крыльями, со свистом разрезая воздух. Так дружно проходил весенний прилет птиц.

Сквозь прелые листья и соломины злаков пробивалась новая — зелень. Появились первые пурпурно-белые бабочки, они садились на цветки пушицы и, казалось, замирали в восторге. На тощей березке отчетливо обозначились набухшие зеленовато-бурые сочные почки.

Даже северные склоны холмов постепенно освобождались от обширных пятен раскисшего снега. Нога проваливалась, попадая в воду. Неумолчно журчали ручьи, торопясь унести вешние воды в долину Малого Анюя.