Под шорох наших дизелей - [37]

Шрифт
Интервал

Валентин оказался щупловатым и застенчивым полярником с огромным стажем сидения на льдинах и удаленных станциях. Работу свою он любил и, судя по тому, с какой восторженностью описывал эпизод, как в прошлую антарктическую экспедицию чуть было не сыграл в километровую трещину, получал от происходящего особое наслаждение. Он был одинок, а значит, мог себе это позволить.

- Вы и не представляете себе, как там здорово работается. А как читается Достоевский!

- А одни и те же морды вокруг? - вяло поинтересовался Митрохин.

- Ну, вы же в автономках с этим справляетесь, - под общий хохот парировал Валентин и перешел к главному:

- Если вы согласны, заселяйтесь хоть сегодня, послезавтра я улетаю. Особенность в одном, там остается мой друг. Федя. Не пугайтесь, Михаил, это не человек. Это - пингвин.

Очевидно уловив на лице собеседника облегчение, он добавил:

- Но далеко не простой пингвин.

- Императорский что ли? - проявив неожиданную для старпома дизелюхи эрудицию, выдавил Митрохин, заподозривший неладное.

- Так точно. Рост 120 см, вес 45 кг. Остальное - при встрече...

Встреча состоялась на следующий день в квартире, которой предстояло стать пристанищем для Митрохиных, уже паковавших чемоданы. Слух о чудесном  везении их папаши успел просочиться и в далекое Видяево.

В обширной прихожей «сталинского» дома стоял по стойке смирно пингвин с гордо поднятой головой и пристально смотрел Митрохину в глаза, справедливо сознавая, что именно от этого человека будет зависеть его судьба в ближайшие месяцы. Его лапы были обуты в тапочки 46 размера, и он едва заметно покачивался вокруг своей оси.

- Оставляю вам деньги из расчета 120 рублей в месяц на рыбу, - начал свой инструктаж Валентин, - рыба должна быть исключительно свежей, не мороженой. Кроме того, Федора надо хотя бы раз в неделю купать. Не в ванне, это он делает почти сам. Ваше дело только краны открыть. Если нет машины, придется брать такси и на Петропавловку. Тут недалеко. За трояк довезут. Некоторые таксисты его уже знают. И, - он многозначительно хмыкнул, - даже любят. Надеюсь, полюбите и вы.

- А в такси он тоже сам садится? - поинтересовался Митрохин.

- Увы, понадобится ваша помощь, точно так  же,  как и при расчете.

Митрохин хотел спросить про то, как пингвин одевает  тапки, но постеснялся.

«Поживем-увидим!» - резонно заключил он. И они ударили по рукам.

На прощанье Валентин проникновенно воскликнул:

- Не забывайте, пожалуйста,  что это мой друг!

Митрохин расценил фразу как предостережение: «Не дай бог с животным что-нибудь случится!»

И в очередной раз задумался, правда, не надолго. Бывалый подводник смекнул, что отступать некуда. Назавтра приезжала семья...

Для справки, в 70-е годы прошлого столетия трехкомнатная квартира в приличном доме стоила примерно 120 рублей в месяц, а жалованье старпома подлодки, обучающегося на офицерских классах  в чудесном городе Ленинграде, составляло 400-500 рублей.

Проводив Валентина, Митрохин с легким трепетом вернулся в новое пристанище. Подкрепившись, кто чем, они с Федором разошлись почивать. Каждый со своими мыслями.

Ночью Митрохину снились кошмары. Причиной стала его любознательность. Днем он  читал Брэма, чтобы глубже проникнуть в психологию Федора. Сказывалась методичность в подходе к личному составу. Насторожили сведения об истошных  криках  пингвинов для привлечения самок в начале апреля.

- До апреля еще дожить надо, - оптимистично заключил Митрохин, помня, что на дворе октябрь,- да и вообще, Федор наверняка уже должен был понять, что здесь вряд ли кто откликнется, разве что в зоопарке...

Часа в три ночи Митрохин зачем-то открыл глаза и обомлел. Над ним, склонив голову, стоял пингвин, пристально вглядываясь в его лицо.

- Пошел вон, - смахнув холодный пот со лба,  твердо произнес военмор. Федор четко, но неторопливо развернулся на месте и бесшумно поковылял восвояси.

- Ишь подкрался, гад, тапочки тебе, что ли сменить на кожаные? А еще лучше на чугунные.

Сон как рукой сняло.

«А вдруг в следующий раз клюнет или укусит, черт его знает, что у этих пингвинов на уме. Интересно  как его воспримут дети?»

В том, что его Татьяна найдет общий язык с животным, он не сомневался.

Дети встретили Федора восторженным визгом. Пожилой пингвин лишь пару раз развел лапами.

- Ну, ты Митрохин даешь, - воскликнула Татьяна. - Куда ж ты нас в следующий раз притащишь? В серпентарий? А в ванне часом пираний не припас?

- Да ладно ты, - отмахнулся невыспавшийся Митрохин, - тихое беззлобное животное, и квартира хоть куда, да еще на таких  условиях.

Со временем семья привыкла к Федору настолько, что возникавший временами вопрос «Как жить после возвращения хозяина?»-  вызывал в душах домочадцев смятение и растерянность. Только Митрохин так и не смог привыкнуть к загадочному взгляду пингвиньих глаз. Федор будто намеренно изводил перспективного подводника регулярными ночными визитами. Порой становилось настолько  жутко, что хотелось растолкать мерно посапывающую рядом супругу и истошно закричать: «Рятуйте!» Однако врожденный такт не позволял офицеру расслабиться. Он начал таять на глазах. Встревоженная  Татьяна предлагала ему лучшие куски, которые незамедлительно отклонялись: «Лучшее - детям... и пингвинам!»


Рекомендуем почитать
Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.