Под шорох наших дизелей - [38]
Постепенно приоритет перешел к последним. На свежую рыбу и такси уходила большая часть митрохинского жалованья. Он не раз с горечью помянул утраченную в связи с оставлением Севера «полярку» (прогрессивный вид дополнительного денежного довольствия для работающих на Крайнем Севере. В случае отсутствия на Севере более 90 суток накопление начиналось с нуля)
Попытка накормить Федора мороженой рыбой с треском провалилась.
- А почему, собственно, эта зверюга не может питаться тем же, чем мы? - как-то раз воскликнул Митрохин, поразившись собственной смелости.
- Ну-ка, Настена, - обратился он к младшенькой, - отнеси-ка Феденьке с «барского стола» отварного хека отведать.
Вскоре, вслед за вернувшейся дочкой, в дверях гостиной, появилась горделивая «императорская» физиономия. В презрительно сжатом клюве покачивалась пресловутая рыбина. Федор величественно приблизился к хозяйскому столу и, не наклоняясь, разжал клюв. Рыбина громко шлепнулась на паркет.
«Вот вам хек!» - прочитали Митрохины в оскорбленном взоре Федора. Крыть было нечем.
Но самым сложным в общении с Федором оставалось купание. Митрохины подхватывали его из машины под «белы лапы» и волокли по направлению к пляжу или проруби. Когда до воды оставалась пара метров, пингвин освобождался от опеки и, не веря собственному счастью, плюхался в воду. Поначалу возникало опасение, что Федя заблудится, но он всегда находил нужную прорубь по ему лишь ведомым ориентирам, причем, заметьте, в мутной и изрядно отравленной невской водице.
Так что о пропаже животного без вести в силу природной тяги к свободе нечего было и мечтать. Каждый раз, поймав себя на подобной мыслишке, закоренелый атеист Митрохин мысленно крестился, представляя себя в роли Феликса Юсупова, наступающего на лапы Федора, силящегося выпрыгнуть из проруби в образе Гришки Распутина. Эта картина частенько преследовала его во сне, и каждый раз, просыпаясь в холодном поту, он встречал над собой холодный блеск пингвиньих глаз. В один прекрасный день Митрохин понял, что еще немного, и он загремит на Пряжку (психлечебница на одноименной речке в Ленинграде). Оставался резервный вариант, припасенный на крайний случай - сдать Федора в зоопарк на поруки старинному знакомому - Михалычу, в целом неплохому, хотя и весьма пьющему мужику. Мысль эту Митрохин долго отбрасывал, учитывая ряд последних скандалов вокруг Ленинградского зоопарка. Как выяснилось, последний директор, оказавшийся на поверку артистом балета, регулярно объедал бедных зверушек. Мало того, что львы не получали положенного по царскому статусу мяса. Мартышки, которым, ввиду полного отсутствия положительных эмоций, для тонуса полагалось шампанское, его сроду не видывали, зато регулярно наблюдали сытого и пьяного директора. А вообще, с зоопарком Митрохина связывали не только воспоминания детства. На четвертом курсе военно-морского училища появилось ранее неведомое понятие - свободное время, немедленно вызвавшее острую потребность в карманных средствах. И судьба привела его в зоопарк.
- Работа не бей лежачего, - бодро вещал многоопытный сокурсник Витя, кормивший слона обедом, - пришел, накормил ужином, подобрал то, что осталось... от моего обеда и гуляй!
Деньги были нужны до зарезу, и Митрохин согласился. Проработал он целый месяц, дальше начиналась штурманская практика - очередной заплыв без заходов вокруг Европы. К слону по имени Ганг или просто Гоша он привык, да и тот полюбил Митрохина все душой. Иначе чем было объяснить свирепое поведение Гоши после исчезновения любимого подавальщика ужина. Сменивший его на этом посту Михалыч в первый же день загремел на колышки, коими, как известно, ограждают слоновьи жилища. С тех пор, собственно, Михалыч и хромал, и пил. Но зла на Митрохина он не держал, временами они даже встречались, отметить очередной день счастливого «приземления» Михалыча. Собственно он-то и предложил приютить пингвина в случае необходимости. Теперь этот случай настал.
- Прости Федор, поживешь немного среди зверей, - с заметным чувством вины сипло произнес Митрохин, передавая пингвина Михалычу. В силу важности происходящего последний выглядел трезвее обычного. Получив от Митрохина деньги на свежую рыбу, Михалыч плотоядно крякнул, заставив подводника вспомнить о пристрастиях бывшего шефа главного питерского зверинца. А фраза «Все будет в лучшем виде» и вовсе посеяла в душе Митрохина сомнение в справедливости происходящего.
Всю неделю ученье не шло впрок будущему командиру. Мерещился пьяный Михалыч, пытающийся от дефицита закуски куснуть Федора. Тот силился увернуться неуклюжим пингвиньим телом, но спасительная полынья была слишком далеко...
Наконец, ноги сами привели страдающего от угрызений совести Митрохина прямиком в зоопарк. Картина, представшая его глазам, смогла бы растрогать и не столь тонкую душу, какой обладал наш герой. В заснеженной вольере, склонив голову и сложив лапы за спину, скорбно вышагивал Федор. Судя по утрамбованному насту, делал он это далеко не первый час. От увиденного повеяло такой безысходностью, что Митрохину стало стыдно вдвойне.
Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!