Под шорох наших дизелей - [113]

Шрифт
Интервал

Иван Грозный

В те редкие вечера, что не были отмечены  совсем уж поздним  возвращением  с моря,  наиболее сознательной части экипажа было дозволено сойти на берег. В Балтийске можно было сходить в кино, навестить боевых друзей, помыться в бане, наконец. Посещение двух популярных ресторанов «Золотой якорь» и «Дружба» становилось день ото дня  все проблематичней. И вовсе не потому, что лодка находилась в двухчасовой готовности к выходу. Отработанная система оповещения и высокое чувство ответственности, присущее офицерам и мичманам  «С-349», допускало и этот вид досуга. Об этом позже.

Досадной неприятностью стала «свирепствовавшая» повсеместно очередная кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Как и повелось в России, мероприятие сие было организовано с размахом, но одновременно с полнейшим попранием  чувства меры и здравого смысла. Оставим вырубку ценнейших виноградников на совести застрельщика кампании и коснемся  действий его ретивых последователей на местах. Стараясь перещеголять друг друга эффективностью мер, они  радостно  отпустили  вожжи, сдерживавшие их безудержную фантазию. И надо полагать, регулярно докладывали наверх о достигнутых  успехах.

Для начала в ресторанах запретили крепкие напитки. В ответ на это ушлые официанты начали разносить любимое народом «зелье» в винных бутылках. Постепенно запрет распространился на легкие напитки. Начался он с ограничений. К примеру, заказывая бутылку шампанского на троих, вы рисковали услышать: «Не положено!» Положено было по 200 граммов на человека. Шампанское переливали в графин (!), а остаток в бутылке дожидался одиноких клиентов. Вскоре запретили все горячительные  напитки без исключения. Дольше всех продержалось пиво. Но, как помнят жившие при социализме, о нынешнем пивном изобилье никто и не мечтал. Разве можно жаждать того, чего не знаешь? Впрочем, учитывая, что пиво содержит избыток женских гормонов и способствует развитию «арбузного эффекта» (раздутый живот и сухой «кончик» - из чешского фольклора), может быть и к лучшему, что мы этого не знали. Не подозревали мы и о том, что бродить по улицам с бутылкой пива наперевес - признак духовной раскрепощенности. Это скорее  воспринималось как признак убожества и бескультурья. Не исключено, что именно благодаря этим «заблуждениям» наше поколение не запятнало себя  демографическими  «провалами».

В Латвии с многообразием пива было все хорошо, а вот в бывшей Восточной Пруссии, как, впрочем, и повсюду на необъятных просторах матушки России, единолично царило «Жигулевское», известное в народе как просто «жигули». Верхом мечтаний было изредка  попадавшееся в ресторанах чешское пиво. Его официантки предлагали только «по блату». Бытовало в ту пору такое понятие. Зачастую оно возникало на базе элементарной симпатии. Или всенародной любви,  к подводникам, например. Разве не приятно было услышать доверительный шепот официантки: «Ребята, есть чешское пиво, но только для вас. Если другие спросят, скажете, что принесли с собой...»

Когда очередной запрет вычеркнул из «винной карты» и последний пункт - пиво, наступило царство самогонщиков. В Балтийске это выглядело примерно так. У входа в «Дружбу» сидит бабуля в окружении двух канистр. Что в них находится, сомнения не вызывает. Будущие посетители ресторана подходят к этой представительнице «бутлегерского» племени (бутлегер - подпольный торговец спиртным в годы «сухого закона» в США в 20-е годы прошлого столетия.), за пять рублей покупают стакан «первача» и, деловито осушив его (а то и парочку!), следуют  к  месту отдыха - в собственно ресторан.

К моменту приема заказа «клиент» уже «тёпел» и подозрительно весел. Остальное довершает музыка и дружеское общение. К тому же, всегда можно снова спуститься к бабуле. Ее запасы, как правило, бездонны, что наводит на мысль о четком  взаимодействии с ресторанным  начальством.

С давних пор известно (особенно нам, «диалектикам»), что каждое действие рождает противодействие...

Самой  смешной  из  наблюдавшихся  «мер по борьбе...» считаю изъятие стаканов из присутственных  мест: береговых кают, раздевалок спортзалов и т.п. Никогда не забуду, как «Флагманский мускул» (Начальник физподготовки базы), а  «в миру» подполковник Николай Безматерных, пригласил меня с офицерами в бассейн с сауной. Это было ответом на небольшую дружескую вечеринку, организованную для офицеров штаба на борту лодки. В нашем меню, естественно, преобладали традиционные изыски подводного рациона, но безусловным «гвоздем программы», помимо коктейля «Срочное погружение», стал итальянский вермут, поданный в высоких стаканах со льдом. Его мы получили на местной береговой базе вместо привычного «Каберне» и «Старого замка». Столь выгодная замена состоялась в первый и последний раз за мою пятнадцатилетнюю службу на лодках. Видимо,  для смягчения неудобства  длительного пребывания в чужой базе. Не знаю, что поразило  гостей больше: лед, вермут или утонченная светская атмосфера, оттененная песнями под гитару наших офицеров, но они загорелись жаждой «реванша».

Все было прекрасно до тех пор, пока мы не выскочили из бассейна, подгоняемые кличем  хозяина-устроителя: «Прошу к столу!» Как только были заняты места согласно «табели о рангах», воцарилась странная пауза. Выяснилось, что из  прекрасно обставленной гостиной вчера, по специальному приказанию начальника политотдела, были изъяты все сосуды, из которых можно пить, включая эмалированные кружки. Такого поворота событий никто из присутствовавших, не мог представить даже в страшном сне. Было решено считать это стихийным бедствием, а значит - немедленно преодолеть.


Рекомендуем почитать
Четыре месяца темноты

Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.


Айзек и яйцо

МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.


Полдетства. Как сейчас помню…

«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.


Замки

Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.


Холмы, освещенные солнцем

«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.


Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996

Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.