Под ризой епископа - [49]

Дорого бы дал в эту минуту Быстров за то, чтобы узнать, что творится в доме Синезия, почему Ложкин не открыл дверь. Сдвурушничал? Отпадает: давно стало ясно, что на сделку с епископом он не пойдет. Но что же тогда?

Человек был на середине лестницы. Во дворе стояла сонная тишина, и тот, видимо, думал, что вокруг никого нет. Когда до земли осталось несколько ступенек, он мягко спрыгнул, озираясь по сторонам, стал осторожно продвигаться к лазу в заборе, ведущему в глухой переулок, прижимаясь спиной к стене. Быстров, затаившийся с другой стороны забора, уже слышал его прерывистое дыхание. Человек остановился, прислушался, сделал шаг через перекладину лаза. И тут Быстров ухватил противника за рукав, крепко сжал кисть руки с пистолетом, одновременно применив прием «джиу-джитсу»[41]. Тот в одно мгновение оказался у ног Быстрова, но тут же ловко вывернулся и вскочил на ноги. Быстров почти машинально нанес короткий удар и сделал подножку. Чекисты связали неизвестного.

— Теперь в дом! Быстрее! — скомандовал начальник. — Епископ должен быть там.

Взломали дверь, прошли по всем комнатам — ни души.

— Товарищ начальник, в подполье кто-то стонет.

По отвесным ступенькам спустились вниз. Луч карманного фонарика высветил лицо Егора Ложкина: белая косоворотка в крови, сухонькой рукой он зажимал рану на груди, стараясь остановить сочившуюся кровь.

— Догоните! Он ушел через подвал… — сказал он негромко.

…Кожевин постоянно оглядывался и нещадно лупил коня, погоняя его.

— Стой! — крикнул Ковалев, когда выехали на прямую дорогу, хорошо просматриваемую в наступившем рассвете на сотню метров.

— В ответ Кожевин раскрутил конец вожжей над головой и с остервенением ударял по хребту лошади. Тарантас скрылся за поворотом.

Загнанный Воронко стал отставать, а повозка, разбрызгивая лужи, уже въезжала во двор стоявшей в стороне одинокой мельницы. Кожевин спрыгнул на ходу, забежал в покосившуюся избушку, но не задержался в ней, а снова выбежал. Расстояние между всадниками и мельницей сокращалось, и уже можно было разглядеть метавшихся по двору людей. Грохнул выстрел. Конь под Назаровым упал, перевернулся через голову и чуть не придавил неопытного всадника.

— Стрелять надо! — закричал дед Архип.

— Отставить! — остановил Ковалев, увидев, как Кожевин с напарником, выставив вперед себя Васю, пятились к зданию мельницы, — В парня попадете!

— Не слепой, — прицеливаясь, ответил Архип, — Я еще жаворонка в небе вижу, а таких гадов… — он выстрелил. Кожевин резко припал на правую ногу, но не остановился, продолжал отступать, прикрываясь парнишкой. Архип твердил сквозь зубы: «Не уйдете, изверги! Вы еще узнаете старого солдата, ехидное дело…»

— Стой! Спешиться! — Ковалев спрыгнул с Воронка.

— Назаров уже поднял свою лошадь, раненную, в переднюю ногу.

— Что случилось? — спросил Архип, расценивая поступок уполномоченного не иначе как трусость. — Брать их надо за горло — и делу конец! — горячился он.

— Будем брать на мельнице, — хладнокровно сказал Ковалев. — Живьем!

Закрывшись изнутри на железный запор, Кожевин с неизвестным отстреливались из небольших, похожих на бойницы окошек с металлическими решетками и хорошо видели чекистов. Проникнуть в помещение было невозможно, стрелять же наугад означало не пощадить и Васю. Ковалев попросил Назарова помочь ему забраться на крышу. Там Димитрий отодрал одну доску, покрывающую угол мельницы.

— Бросай оружие! — крикнул он внутрь здания. — А не то бросаю гранату.

Стрельба утихла. А через несколько минут кто-то из осажденных выстрелил из небольшого оконца в самом низу здания. Архип сразу смекнул: ага, сами забрались в ловушку. Теперь им некуда деваться, кроме как… Он побежал к плотине, поднял деревянные щиты. Из переполненного пруда по широкому желобу хлынула вода. Медленно повернувшись, завертелось колесо мельницы, а вскоре заскрежетали и жернова.

— Помогите! — раздался снизу истошный крик о помощи.

Архип скатился вниз, приговаривая: «Сейчас я тебя, как мокрую курицу, возьму…» Вслед за ним поспешил и Ковалев.

Из небольшого омута под мельницей вылазил Кожевин. Он лихорадочно шарил по карманам пиджака, что-то искал. С одежды скатывалась вода, мокрые космы свисали на лоб, закрывая глаза.

— Выходи! — потребовал Ковалев. — Руки! Вот так. — Он стал обыскивать Кожевина. А Архип подошел к нему сзади с веревкой.

— Кабы не этот романовский щенок, не видать бы вам меня, уполномоченный! — сплюнул Кожевни.

— Ну, ну, хватит, паря, отвоевался! — связывая ему руки, сказал Архип. — Допрыгался, ехидное дело. Чем тебе помешал парнишка?

— Он, гаденыш, пустил в ход колесо, — задыхаясь от злости, выговаривал Кожевин. — Меня так замотало, что… — он не договорил: широкая дверь мельницы резко распахнулась, из нее выбежал Вася.

— Дедушка! Дядя Митя! — закричал он и повис у Архипа на шее.

Потом в двери показался мужик с калмыцкими усами, покрытый с ног до головы мучной пылью. Конвоировал его Назаров.

Кожевин, Крюков и Вася снова ехали в повозке, только на этот раз Вася сидел впереди, крепко держа в руках вожжи, как заправский ямщик. Сзади, не отставая ни на шаг, гарцевал Архип Наумович с трофейным обрезом.