Под одной крышей - [47]

Дверь лавки была открыта, в витрине без стекла лежали кочаны капусты и проросшая, вялая картошка. Мари вошла, у сидевшей на бочке женщины она справилась о Сабо.

— Сабо, прачечник? Эй, Михай! — крикнула женщина, обернувшись в сторону темного помещения в глубине. — Ты, кажется, что-то слышал о Сабо, они живы?

Откуда-то издалека мужчина ответил басом:

— Черт их знает, кажется, они живут сейчас в Эрде. Он тоже был нилашистом, этот Сабо.

После его слов женщина уже враждебно взглянула на Мари, а та покраснела, смутилась. Просто удивительно: всюду ее в чем-то обвиняют, только что жена Кауфмана, а теперь восседающая на бочке жена бакалейщика.

— Не думаю, чтобы он был нилашистом, — робко возразила она, — я ведь работала у него и знала бы…

— Теперь все так говорят. Если верить вам, то выходит, что во всем Будапеште было всего два нилашиста — Салаши да Берегффи. — Она махнула рукой и, отвернувшись, спросила в темноту: — Ну так что там с солью, Михай?

Мари поняла, что ей нужно уходить. Она негромко попрощалась, но женщина, сидевшая на бочке, не удостоила ее ответом. Медленно шла она по улице. Стало быть, на прежних работодателей надеяться не приходится, куда же идти теперь? Весь город меняет одно на другое, все бродят по улицам… к кому же обратиться насчет работы? Не сидеть же на шее у Луйзы, у них тоже ничего нет, кроме того, что удастся выменять. А время идет; вот уже пятый день, как она приехала из Буды. Несчастная госпожа Кауфман, да и все эти люди, что ходят взад и вперед с рюкзаками за спиной, все они что-нибудь или кого-нибудь ищут. Только сейчас, выйдя за пределы улицы Надор, она начала прозревать. Но в чем она виновата, справедливо ли обвиняет ее госпожа Кауфман, почему ее приняли в штыки бакалейщик и его жена? Мучительные раздумья, вопросы, на которые она не могла ответить.

Март выдался серый, туманный, небо было затянуто облаками, на лужах трещал тонкий лодок, к ботинкам пристала липкая грязь, в потертом пальто пробирал холод, уши и нос у нее покраснели. Словно чувствуя себя виноватой перед Луйзой за свою неудачу, Мари, едва переступив порог жарко натопленной кухни, выпалила:

— Работы нигде не нашла.

Луйза подняла на нее глаза.

— Ну и намерзлась же ты! Не будь наивной, Мари. Думаешь, стоит тебе выйти на улицу, как сразу получишь работу? Мне только не хотелось тебя огорчать, но я знаю, как трудно сейчас найти работу. Садись к печке, грейся.

Они довольно долго жили вместе, и, право, ей пора бы уже знать Луйзу. Мари чуть ли не со страхом шла домой после безуспешных поисков, хотя Луйза и не заставляла ее искать работу. Удобно расположившись возле печки, Мари забыла об усталости и холоде. Торопливо, словно стремясь побыстрее освободиться от тяжкого груза, до боли сдавившего грудь, она принялась рассказывать о своих злоключениях, Луйза внимательно слушала.

— Да, — задумчиво произнесла она, — и в нашей округе много всяких разговоров ходит, в том числе и о дворниках: тот, дескать, вел себя как подобает, а другой — подло. Тут трудно разобраться. Конечно, те, кого преследовали, в каждом подозревают своих преследователей или их пособников. А эта несчастная Кауфман, видимо, совсем рассудка лишилась, да и не мудрено.

— Словно я могла им помочь, — жаловалась Мари и посмотрела на сестру, ища у нее поддержки. — Какая от меня могла быть помощь, если я сама…

Луйза подошла к столу, отодвинула в сторону ржавые инструменты.

— Помогать можно по-разному, как известно. Но мы боялись. Твоя Йолан, например, была другой.

— Ты тоже… ведь помогла господину Пинтеру…

Луйза махнула рукой, но, вспомнив что-то, повернулась к Мари.

— Забыла сказать, Дюрка Пинтер два раза спрашивал тебя. Что ему нужно?

— Не знаю, возможно…

Не успела она договорить, как вошел молодой Пинтер и направился прямо к печке.

— Где это вы, Мари, пропадали? Все время в бегах, не зря я, видно, говорил тетушке Ковач, что сегодня самый занятый человек в Пеште — это Мари Палфи.

Мари засмеялась. У нее стало легко на душе от одной мысли, что она значительная особа, ее разыскивают знакомые, требуют от нее отчета, где она пропадала. Но парень тут же приступил к делу, с которым пришел.

— Ну и какова она?

— Кто?

— Вайтаи, разумеется.

Луйза засмеялась. Вот, значит, что ему нужно! Дюрка осклабился, пожал плечами.

— Красивая женщина и скучает, вчера опять ее кто-то ждал у ворот.

Мари горячо вступилась за баронессу:

— Это ее друг детства, нечего зря думать плохо о ней. Она такая приветливая, вчера вечером долго разговаривала со мной и разрешила называть себя Мали, — произнесла Мари и покраснела до корней волос. Ей пришла в голову мысль, что баронесса, чего доброго, обидится, если узнает, что в квартире дворника она назвала ее просто Мали.

— Какое странное имя «Мали»!

— Полное оно звучит красиво — Амелия, а так — совсем по-деревенски, правда?

Луйза вмешалась:

— Муж зовет ее Амели, они говорят друг другу «вы».

— Вот это да! — И Дюрка даже присвистнул.

Когда гость ушел, Луйза сказала:

— Трудно сейчас найти работу, больше нуждаются в таких мастерах, как Лаци, много поломок в квартирах. — Она помолчала немного. — Вчера женщина с улицы Роттенбиллер рассказывала, что ее муж работает в Андялфёльде, на текстильной фабрике; там расчищают территорию от развалин. Но она упомянула и о другой фабрике поменьше, которую якобы скоро пустят в ход. У нее какое-то немецкое название.