Под одной крышей - [41]

— Как хорошо, что я вас встретила, Ковач. Сделайте что-нибудь с моим окном, не замерзать же мне.

— Такие дела наспех не делаются, сударыня. Окно надо вымерить, напилить досок, аккуратно приколотить, а это можно сделать только днем. Завтра вы, ваше сиятельство, найдите плотника, он вам сделает как следует.

— Нужен стекольщик, а не плотник.

— Вы что, с луны свалились, ваше сиятельство? По нынешним временам оконное стекло на вес золота.

— Забить досками вы и сами смогли бы.

— Не мастак я в таких делах, — помрачнев, произнес дворник. — Столярные работы не по моей части. А вы занавесьте каким-нибудь одеялом, ночи теперь не такие уж холодные.

Они препирались еще некоторое время: сама она не сможет повесить одеяло, дворник посоветовал подтащить к окну стол, поставить на него стул… В конце концов ему пришлось сдаться и вернуться на второй этаж. Пока он возился с одеялом, баронесса разделась в ванной и вернулась в халате.

На длинном дубовом столе с резными ножками, прекрасном старинном столе, разложены привезенные из Чобада продукты в вощеной бумаге — сало, грудинка, ветчина; валяется яичная скорлупа, кусочки печенья, рядом с открытой банкой — ложечка, с которой стекает варенье, а из газетной бумаги торчит запеченная корейка; на полу разбросаны кухонные полотенца, обрывки бумаги, мусор. Огромная двуспальная кровать с колоннами разобрана, в углублении одной из подушек виден отпечаток головы старшего лейтенанта запаса барона Эгона Вайтаи, с той поры, когда он, наверно еще в ноябре, в последний раз спал здесь; пуховые перины обсыпаны обвалившимися с потолка кусками штукатурки, на кровати небрежно брошены мужская пижама и прозрачная дамская ночная сорочка. Среди сваленных в открытом шкафу мужских костюмов кое-где видны дамские платья, вокруг стола, обтянутые светло-зеленым репсом, все в сальных пятнах, стоят невысокие кресла и такой же диванчик, повернутый к стене.

В этом невообразимом и удручающем беспорядке женщина садится к столу и принимается за еду. Режет ножом сало, отламывает здоровенный ломоть хлеба, откусит то одно, то другое, а под конец, на «десерт», принимается ложкой есть варенье.

Дворник закрепил одеяло, посмотрел на «пирующую» баронессу и громко глотнул.

— Вы с таким аппетитом едите, ваше сиятельство, что у меня слюнки текут. У нас сегодня курица на обед, правда, теперь уже в пору ужинать. Жена и свояченица…

— Она премилая женщина, — сказала баронесса.

— Очень даже.

— Как вы думаете, здесь неплохо бы сделать уборку?

— Не мешало бы. Пригласите какую-нибудь женщину.

— А где ее взять? Вместо того чтобы рассуждать, вы, Ковач, прислали бы свою жену на полдня.

— К сожалению, ей некогда. Да разве за полдня управишься? Тут и за неделю не наведешь чистоту.

— Для меня это не имеет смысла. Ведь я пробуду здесь всего одну неделю. Уж не думаете ли вы, что я все это время буду возиться с уборкой? Не все ли равно, сойдет и так. В следующий раз захвачу кого-нибудь из Чобада.

— Так-то вернее будет.

Дома дворник рассказал о грязище у баронессы, о незастланной постели, о беспорядке, о сваленных на столе продуктах.

— Дураков ищет, чтобы даром работали на нее, но не бывать этому. Я так прямо и сказал ей, чтобы на тебя, Луйза, она не рассчитывала! Я не допущу, чтобы ты надрывалась на тяжелой работе и гнула спину на нее!

Мари из всего этого разговора поняла, что Вайтаи дома. Сегодня ночью она хоть выспится спокойно, все-таки не одна, а вдвоем в огромной квартире без окон, со сквозняками и пугающими шорохами. Зять опять хотел проводить ее с коптилкой, но Мари, улыбнувшись, отказалась: мол, не думает ли он, что она боится. Побежала наверх, но на полпути повернула обратно.

— Забыла сходить? — спросила Луйза. — Ну и напрасно вернулась, могла бы и там.

— Зачем беспокоить, может, она спит, — сказала смущенно Мари.

Но для баронессы день еще не кончился. Не успела Мари лечь, как скрипнула кухонная дверь.

— Вы у себя, Маришка?

Мари села на постели, испуганно спросила:

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. — С высоко поднятой свечой, в просторном мохнатом халате до самого пола она появилась на пороге комнатушки, поставила свечу на столик и, прислонившись спиной к стене, устроилась на кровати. — Кто ложится в такую рань? Ужасная скука в этом Пеште, даже в театр не тянет. Первый раз в жизни слышу, чтобы спектакли начинались в пять часов. Интересно, почему переименовали Венгерский театр? Кто такой этот Аттила Йожеф? Никогда ничего не слышала и о Гоголе, авторе пьесы. Очевидно, какой-то русский. Идет фильм с участием Марлен Дитрих, завтра посмотрю, вы не видели?

— Я не хожу в кино, — ответила Мари.

— И не заплесневели от скуки? Ужасный город! Даже в Чобаде и то веселее проводим вечера. У нас есть радиоприемник, работает на батареях, патефон — одним словом, при немцах раньше полуночи никогда не ложились. Я приехала в Пешт, чтобы узнать, кто уцелел из нашей компании. Но какой дурак согласится столько исходить пешком? Один живет на Швабской горе, другой — на Розовом холме, я еще не совсем сошла с ума, чтобы с утра до ночи лазить по горам, не так ли? Хотя бы трамвай пустили, право же, чего они тянут.