Под одной крышей - [39]

— Не лапай грязными руками, все равно не купишь, этот шелк тебе не по карману!

Женщина в платке отошла, растерянно посмотрела по сторонам, остановила взгляд на Луйзе.

— Не надо, Луйза, — умоляюще зашептала Мари, — а то беды не оберешься…

К счастью, вмешательства Луйзы не потребовалось: у обиженной нашелся другой заступник. Какой-то молодой человек в засаленном кителе протолкался к продавщице шелка.

— Откуда вам известно, по карману ей или нет?

— Оттуда, что я отдам только за мешок муки.

— Вы не шумите. Еще не известно, как к вам попал этот шелк.

— Не ваше дело!

Но тут вмешались и другие.

— У самой грязные руки — продает краденый шелк, а на людей кричит!

Женщина взвизгнула:

— Я найду на вас управу! Как вы смеете подозревать меня в воровстве! — И глаза ее забегали по сторонам, ища путь к бегству.

— Мешок муки за краденый шелк, ишь чего захотела! — слышалось с разных сторон, и женщина, смекнув, что ей не вырваться из плотного кольца, струхнула:

— Ну тогда сами назовите цену, — сказала она. Толстый, с лоснящимся лицом лысый мужчина, работая локтями, протиснулся вперед:

— Сколько метров?

— Кусок, не знаю, право…

Стали торговаться, толстяк вытащил туго набитый кошелек.

Окинув взглядом толпу, Луйза сочла наконец момент подходящим и громко сказала:

— Продаются печки… — Она произнесла это четко и внушительно.

Кое-кто посмотрел на тележку, один мужчина потрогал белую ручку и, открыв дверцу, заглянул внутрь.

— Сколько просите?

— Меняем на продукты, — ответила Мари.

— Что же, я рожу вам продукты? — огрызнулся тот.

В толпе засмеялись.

Луйза стояла молча, лицо у нее было суровое. Мари почему-то стало жаль сестру. Она шагнула вперед и дрожащим, как-то странно прерывающимся голосом выкрикнула:

— Продаются печки! — И с замершим сердцем оглянулась на Луйзу, виновато улыбнувшись.

Луйза засмеялась:

— Ну уж ты-то наверняка продашь!

— А вдруг? Ведь мы еще как следует не предлагали. — Она пристально вглядывалась в каждого, кто, по ее мнению, проявлял хоть малейший интерес к их печкам, и резким голосом, теперь уже смелее, кричала:

— Продаются печки, дешево продам печку! — старалась она подражать выкрикам, оглашавшим площадь слева и справа, спереди и сзади.

Первую сделку удалось заключить неожиданно быстро, в течение нескольких секунд. Возле тележки остановилась женщина с девочкой, которую она держала за руку.

— Муки у меня нет, — сказала она, — но я дам четыреста пенгё за печку, а в двух шагах отсюда, — и она показала, где именно, — крестьянка отдает за четыреста пенгё десять килограммов муки в холщовом мешочке, коли поспешить…

— Давайте деньги, — сказала Мари и, даже не взглянув на Луйзу, убежала с деньгами и вернулась с мешочком муки.

Покупательница пожелала, чтобы они доставили печку к ней домой. Обещала дать двадцать пенгё, живет она на улице Роттенбиллер. Луйза согласилась, но просила подождать, пока они продадут и вторую печку. В конечном счете женщине не оставалось ничего иного, как ждать. Она присела на тележку, а девочка, уцепившись за юбку Мари и подпрыгивая на одной ножке, заверещала:

— Продается печка!

Луйза возложила торговлю на Мари, а сама присела на тележку и завела беседу с незнакомой женщиной. Та рассказала, что ее квартира на улице Роттенбиллер разрушена, большая часть вещей погибла, сейчас они с мужем и дочерью снимают комнату в подвале. Муж ее — старший мастер на текстильной фабрике.

— Они уже работают? — поинтересовалась Луйза.

— Пока расчищают завалы, убирают, организуются. На фабрике полнейшая анархия, муж чуть с ног не валится от усталости, вернувшись вечером с работы, к тому же приходится много ходить пешком, комната не топленая, так что жизнь тяжелая.

— Тяжелая, — соглашается Луйза, а женщина продолжает свой рассказ.

Фабрика, где работает ее муж, наполовину разрушена, большую часть станков немцы вывезли, и неизвестно, как теперь быть. Но к счастью, рядом с фабрикой находится небольшое предприятие братьев Шумахеров, всего 50—60 ткацких станков, там производят грубый зефир, так оно почти полностью уцелело. Говорят, на него набирают рабочих и в ближайшее время пустят в ход. Луйза слушала, задумчиво глядя на Мари и девочку, резвившуюся возле тележки.

— Скорее покупайте! — кричала девочка, а Мари беззвучно смеялась, держась за бока.

Мимо проходил усатый крестьянин в бекеше и невысоких сапогах, остановился, подошел к ним, уставился на печку.

— Интересуетесь печкой, дядя? — обратилась к нему Луйза.

Тот неопределенно хмыкнул и не спеша пошел было дальше, но все же спросил:

— За сколько продадите?

— Меняем на продукты, — звонким голоском сообщила девочка.

— Я так и подумал. — И, встретив недоуменные взгляды, добавил: — Оставил там на углу жену, чтоб зря не тащиться. А готовить на ней можно?

— И готовить, и печь, — ответила Луйза и подошла к крестьянину в бекеше. — Шамотная.

Мужчина открыл дверцу духовки, вынул три противня, осмотрел внутренность печки, неторопливо и неумело вставил противни на место.

— Она не новая, — наконец изрек он. Луйза, покраснев от негодования, выпалила:

— А кто вам сказал, что она новая? Если вы, господин, ищете новую, дожидайтесь, когда откроются магазины. Печка исправная, муж ее отремонтировал, испробовал.