Под одной крышей - [37]

Мари буквально влетела в квартиру дворников.

— Ушла? — спросила она у Луйзы.

— Ушла. Ее у ворот кавалер поджидал, с ним и ушла куда-то.

Мари начала пространно описывать свою встречу с Вайтаи, но Луйза резко оборвала ее и попросила умерить пыл. Пусть, дескать, Мари держится от нее подальше, живет в своей комнате, а Вайтаи — в своей, все жильцы равны, будь то баронесса или нет. Мари пыталась объяснить: мол, дело не в том, что она баронесса, она не придает этому значения, а в том, что та довольно-таки общительна, присела к ней на кровать, спрашивала ее…

— Это еще ни о чем не говорит, ты все равно пустое место для нее, — сказала Луйза и пододвинула к Мари чашку с только что сваренным ароматным ячменным кофе и неизменную лепешку. — Муки осталось дня на три, — добавила она с некоторой озабоченностью. — Лаци ушел, с кем-то договаривается, но я не уверена, что он раздобудет муки. Приближается весна, и люди считают, что смогут обойтись и без печки. — Она помешала оставшийся на дне чашки кофе и выпила. — Сахарин до того надоел, что даже запаха его не могу переносить. Давай сходим на площадь Телеки, готовить не надо, вчерашний суп с бобами доедим, а когда вернемся, сделаю картофельные оладьи. Жена Пинтера постоянно ходит на толкучку, меняет всякую всячину.

Она пошла в комнату, присела перед шкафом, вытащила из нижнего ящика небольшой узел и коробки, затем встала на стул и сняла сверху чемодан. Мари застелила кровати зеленым репсовым покрывалом, с интересом следя за приготовлениями Луйзы. А та разбирала тряпье, выкладывала на постель мужские рубашки, заплатанные полосатые брюки, видавшую виды шляпу, узкую дамскую юбку, рассказывая при этом, как нажились некоторые в это смутное время. Среди их соседей есть много таких, кто немало добра натаскал из еврейских квартир или после освобождения откопал из-под развалин. И она, не выходя из дому, могла бы набрать столько всего. Взять хотя бы этих Вайтаи. Они сами толком не знают, что у них было в квартире. А как бы сейчас пригодилось, снесла бы на площадь Телеки и обменяла. Пока еще, правда, жить можно: масла целый бидон, полная бельевая корзина картошки, недавно Лаци принес большой кусок сала и половину копченого окорока. Она не представляет, как бы жила без Лаци! Но мука кончается, и если не удастся сбыть все эти печки…

— Э, да что говорить, не всякий способен на такое. Я бы, например, не уснула, если бы пришлось прятать в квартире чужие вещи. Чего только в голову не придет, и рада не будешь, вот об этом и подумала, когда вчера увидела наверху уйму раскиданных вещей.

— Мерзавцы спекулянты и теперь живут припеваючи, считают, что пришло их время, но народ не для того освободился, чтобы терпеть это! Ведь каждый день сажают, тюрьмы забиты спекулянтами и военными преступниками, но когда-нибудь атмосфера очистится, я уверена, — заключила Луйза. — Она затолкала в рюкзак отобранные вещи и надела пальто. Но тут неожиданно хлопнула себя по лбу: — Слушай, Мари, знаешь, что я надумала. Сбегай-ка к Пинтерам, попроси у Дюрки ненадолго тележку.

— Печки повезем?

— Угадала. Ну, беги.

Мари, перепрыгивая через ступеньки, возбужденная и взволнованная, взбежала на третий этаж. То, что она пойдет на площадь Телеки, воспринималось ею как посещение достопримечательности незнакомого города. Теперь-то уж наверняка она осмотрит весь Пешт! Сразу трудно сообразить, в какой стороне от улицы Надор находится площадь Телеки. Она уже бывала там с Винце, когда они покупали трюмо, но тогда ездили на трамвае, кажется где-то недалеко от Восточного вокзала.

— Доброе утро, — влетев на кухню к Пинтерам, приветствовала хозяйку раскрасневшаяся Мари. — Дома молодой господин Пинтер, Дюрка?

Кухня у Пинтеров была перегорожена застекленной перегородкой, за которой жила когда-то горничная и откуда вышел Дюрка.

— Я здесь. Вы ко мне, Маришка?

— Луйза тележку просит, может, дадите ненадолго…

— Конечно. Неужто в Буду собрались?

— Нет, на площадь Телеки, — ответила Мари восторженно и деловым тоном, как заправская торговка, добавила: — Повезем печки и еще кое-что — может, удастся сбыть.

Дюрка громко засмеялся.

— Слышишь, мама? Ты заразила и тетушку Ковач!

Хозяйка запричитала: она охотно пошла бы с ними, ей хорошо известны тамошние порядки, а вот их как бы не надули, но, к сожалению, она поставила тесто на пышки, и, если отлучится, тесто может убежать.

— Смотрите, дорогая, не промахнитесь, ничего не продавайте за деньги, слышите? Цены растут, а те, кто пострадал в войну, знают, что это значит. И будьте осторожны, там полно жулья. — И когда Мари уже направилась к выходу, она сказала Дюрке: — Какое милое личико у этой женщины.

На тележку взгромоздили две печки — белую эмалированную квадратную печурку с дверцей и отверстием для кастрюли или чайника, а другую Лаци наждаком очистил от ржавчины; эта серая печка с белой ручкой на дверце и тремя конфорками сверху смогла сойти за совершенно новую. Рюкзак Луйза пристроила между двумя печками и взялась за поручни.

— Ты иди сзади, смотри, чтобы ничего не утащили, — велела она Мари и, загромыхав тележкой по каменным плитам, двинулась в путь.