Под одной крышей - [38]
На веранде появилась толстуха Лацкович и перегнулась через перила.
— Я уж подумала, не пожар ли в доме, — проворчала она, укоризненно качая головой.
— Не миновать тебе, ведьма, гореть в аду, — пробормотала Луйза.
9
Они проехали улицу Надор, мимо обгоревших домов на площади Эржебет, затем свернули на проспект короля Кароя. Здесь на трамвайной линии стоял товарный вагон, тротуар был разворочен, высились груды щебня, горы мусора, как на свалке. Рядом с превращенным в развалины угловым домом на улице Доб был недавно вход в гетто, огороженное высоким деревянным забором. Луйза остановилась, вытерла вспотевшее лицо и сказала шедшей позади Мари:
— Здесь было гетто.
— Гетто?
— Ага. Господин Пинтер рассказывал, что восемнадцатого января пришли красноармейцы, нажали на ворота и свалили деревянный забор. На улицу хлынула толпа оставшихся в живых; люди разбежались по домам, стали искать свои семьи, спрятанные ценности, но кому из них повезло, одному богу известно. Господин Пинтер говорил, что это были в полном смысле слова живые скелеты; сначала они сбились в кучу, испуганно озирались по сторонам, затем, когда солдаты разрешили им идти, как одержимые бросились бежать, жутко было смотреть на них. Солдаты угощали детей хлебом и яблоками…
Луйза снова взялась за поручни, и они двинулись дальше. Рухнувшее здание Городской ратуши завалило тротуар: можно было пройти, да и то с большим трудом, только по мостовой, и от этого улица была особенно неприглядной. Изредка раздавались гудки автомашин, проходили открытые советские грузовики, американские джипы; пропуская их, люди жались к стенам домов, с любопытством смотрели на проезжавших и шли дальше. Магазины были закрыты, железные жалюзи — искорежены, изрешечены пулями, некоторые вывески валялись на тротуаре, другие раскачивались на ветру, как бы выжидая момент, чтобы сорваться и рухнуть кому-нибудь на голову. Перевернутые автомашины и разбитые танки люди обходили, не обращая на них никакого внимания, словно это была такая же привычная принадлежность проспекта короля Кароя, как тумба для афиш.
Торговля шла прямо на улице. Стоило кому-нибудь остановиться и поднять зажатые в руке часы, как в мгновение ока его окружало кольцо людей; часы вертели в руках, высказывая критические замечания, прикладывали к уху. Под аркой красного кирпичного дома на площади Мадач какой-то художник с курчавым чубом устроил своеобразный вернисаж, приставив к стенам прямо на тротуаре красочные иконы. Он стоял со скучающим видом, опершись спиной о колонну, и курил. Одна женщина предлагала швейную машину, демонстрировала ее работу на лоскутке материи и не переставала повторять: «Подлинный, настоящий, неподдельный Зингер…»
Сестры свернули на проспект Ракоци. Дома здесь более или менее уцелели и улицы были многолюднее, но мусора и грязи было столько, словно в городе десятилетиями не убирали. Луйза ловко лавировала тележкой, обходила препятствия и так быстро пробиралась в толпе, что Мари едва поспевала за ней. Временами к ним кто-нибудь пристраивался, интересуясь, не продаются ли печки.
— Меняем на продукты, — отвечала Мари.
Они поравнялись с Восточным вокзалом, с домом № 73, который несколько лет назад рухнул сам по себе. Обе сестры жили в ту пору в большом доходном доме. Какой переполох вызвала эта катастрофа! Все жильцы обсуждали происшествие в коридоре. Дети первые бросились со всех ног туда, за ними побежали и взрослые: в тот вечер в доме почти никого не осталось. Проспект Ракоци запрудила огромная толпа, перед ней выстроились полицейские, солдаты, пожарники, машины, велосипеды. Им пришлось свернуть в один из переулков, чтобы их не подмяли жадные до сенсаций зеваки. Отойдя на безопасное расстояние, они долго смотрели на рухнувший дом, сетовали на большой ущерб и сочувствовали тем, кто остался без крова. Один рухнувший дом вызвал такой переполох! И если, бывало, велосипедист собьет кого-нибудь, тотчас собиралась толпа, а теперь даже братские могилы на площади Барош не привлекают столько любопытных. Люди равнодушно идут мимо, в большинстве своем на площадь Телеки.
Где-то неподалеку от улицы Народного театра стало очевидным, что дальше с тележкой не пробиться. Плотная, гудевшая, как потревоженный улей, толпа окружала крестьянок, сидевших со своими кошелками у тротуара; здесь создалась страшная давка, люди вырывали друг у друга прикрытые платками окорока и куски сала. Визгливые женские голоса заглушались порой гортанными выкриками мужчин. Единых цен не существовало: пачка сигарет «Дарлинг» стоила восемьдесят пенгё, а через несколько шагов такую же пачку можно было купить за пятьдесят. Кто-то просил за зажигалку полкилограмма жира, в другом месте ее же предлагали за ломоть крестьянского хлеба. Продавали постельное белье, причем на каждом предмете были разные монограммы, мужской костюм, солдатскую шинель, золотые и серебряные вещи; один нахваливал, другой ругал, каждый в соответствии со своими интересами — продавца или покупателя.
Толпа разлилась в большое озеро, кое-где время от времени раздавались крики о помощи, бранились женщины. Луйза подтащила тележку к тротуару. Мари уселась возле печек, не представляя себе, как в этой сутолоке им удастся сбыть свой товар. Люди торопливо проходили мимо, не обращая на них никакого внимания. Рядом с ними остановилась женщина, она предлагала кусок бельевого шелка. Вскоре вокруг них образовалась толпа. Пожилая женщина в черном платке пощупала пальцами материю, но продавщица шелка закричала на нее:
Жужа Тури — известная современная венгерская писательница. Она много пишет о молодежи, о детях своей страны; ее произведения — «Юлия Баняи», «Залайское лето», «Новая семья» и другие — пользуются в Венгрии заслуженным успехом. Недавно писательница была награждена национальной премией за романы для юношества. Жужа Тури пишет и для взрослых. Ее роман «Под одной крышей», повествующий об освобождении советскими воинами Будапешта от фашистских полчищ, завоевал широкую популярность не только на родине писательницы: он переведен и уже издан в Швеции, Германии, Чехословакии и других странах. Повесть «Девочка из Франции» написана Жужей Тури в 1954 году.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.