Под одной крышей - [120]

— Привет, а я уже думала, ты не придешь, проходи, пожалуйста. — И как только вновь прибывший скрывался в комнате, опять раздавался трезвон, стук, шум, топот ног, восторженные крики: — Сколько лет, сколько зим, вот это сюрприз!

Так продолжалось битых полчаса. Наконец им, видимо, надоела эта игра, и тогда начались беспрерывные хождения из комнаты в кухню и обратно, парочки гонялись друг за другом, визжали, хохотали, и все это под аккомпанемент граммофона, исполнявшего джазовую американскую музыку.

Винце встал с постели.

— Ты куда?

— Пойду скажу им.

— Чтобы подняли тебя на смех? — Мари удержала мужа за руку. — Если ты меня любишь, никуда не пойдешь. Завтра скажешь ей…

С открытыми глазами они молча лежали рядом. Когда опять — часа в два ночи — прозвенел резкий звонок, они оба вздрогнули. Вся компания с громким воинственным гиканьем вышла в прихожую, в дверях стояла Луйза с полицейским.

— Прошу прекратить шум, — сказал полицейский, — поступило много жалоб от жильцов, вы мешаете людям спать. — С этими словами он поднес руку к верхнему карману, намереваясь вынуть блокнот и составить акт.

Вперед вышел Питю Матеффи.

— Я Иштван Матеффи, советник министерства иностранных дел, — отрекомендовался он, — и ответственно заявляю от имени всего общества, что никаких нарушений никто не позволял себе, просто мы устроили небольшую пирушку у ее сиятельства баронессы Вайтаи.

Полицейский нерешительно опустил руку, забыв застегнуть верхний карман, оглянулся на неподвижно стоявшую Луйзу, затем изрек:

— Гм, но все же попрошу веселиться потише. — И он вышел из квартиры.

Луйза молча шла впереди, полицейский спускался по лестнице следом за ней, щелкнул замок, распахнулись тяжелые ворота.

— Здорово вы с ними разделались, — сказала она с издевкой. — Наверно, боитесь их?

— Я знаю службу, не вмешивайтесь не в свое дело.

— Ну что ж, вряд ли вы продержитесь долго в рядах демократической полиции, — рассерженно выпалила Луйза и захлопнула ворота.

А на втором этаже визит блюстителя порядка только подлил масла в огонь, веселье стало поистине безудержным. Особенно торжествовал Питю Матеффи: мол, он хорошенько проучил полицейского, что там ни говори, а громкое имя, представительная внешность и теперь производят впечатление. В прихожей хождения не прекратились, но после визита полицейского старались не топать, ходили на цыпочках, то и дело доносился скрип осторожно закрываемых дверей, а перед лакейской раздавались свистящие восклицания: «Тс! Тс!» Этим шиканьям, перешептываниям, приглушенному хихиканью, казалось, не будет конца. Когда же открывалась дверь, из комнаты вырывались громкие звуки музыки, топот ног, пение, отрывочные фразы, взрывы хохота, дикие, нечленораздельные выкрики.

В эту ночь Питю Матеффи превзошел самого себя богатством и оригинальностью выдумок. Он принес из кухни мешочек сухих бобов и принялся обстреливать ими дверь комнаты. Каждый по очереди запускал в мешок руку, и горошины градом обрушивались на дверь. Малика верещала:

— Не безобразничайте, вся комната усыпана бобами!

Но вскоре и она вошла в азарт. Теперь они уже ползали на четвереньках по полу, собирали зерна, закатившиеся под кровать и шкаф, и обстреливали ими дверь. Питю Матеффи командовал:

— Залпом, пли!

А в лакейской Винце Палфи говорил жене:

— Так ведут себя только обреченные люди.

К рассвету они угомонились, один за другим заходили в ванную, с шумом из крана лилась вода, и наконец в квартире все стихло. В шесть часов утра Винце, собравшись идти на Чепель, вышел в прихожую и столкнулся там с баронессой. С белым, как известка, лицом она стояла, держась за стенку и вытаращив на Винце стеклянные глаза.

— Надеюсь, сегодня вам удалось заснуть? — прогнусавила Малика. — Мы, поверьте, приняли все меры предосторожности, чтобы не тревожить вас.

— Спасибо за чуткость, мы очень хорошо выспались, — сдержанно ответил Винце и прошел мимо.

Вскоре квартира опустела. Баронесса, видимо, уехала в Чобад, так как в последующие три дня никто не звонил к ней и не приходил. На четвертый день рано утром, свежая и отдохнувшая, она возвратилась. Супруги Палфи как раз завтракали на кухне.

— Какой аппетитный запах, — сказала Малика и, улыбаясь, некоторое время выжидательно посматривала то на Винце, то на Мари. Что это, они уже и не здороваются? Неужто надеются, что она первая поздоровается?

Супруги Палфи спокойно продолжали есть суп. Малика присела на кухонный стул.

— Вкуснейшая вещь этот суп с укропом, чай и кофе страшно надоели, но от супа я боюсь располнеть. Вам в какое время удобно готовить? Желательно, чтобы мы не сталкивались на кухне, потому что я не люблю ссор, это не в моем характере, да и для вас в них мало приятного, не так ли?

— Жена вечером обычно готовит овощное рагу, иногда на два дня сразу, — сказал Винце. — Утром суп и три раза в неделю полный обед. Определенный час установить трудно, но она постарается избегать вас.

— Вот и прекрасно, — кивнула Малика. — Надеюсь, Маришка, вы не обиделись?

— На что обижаться?

— Мало ли на что. Вы смотрите так угрюмо, что меня даже жуть берет. Вечером придет Эгон, вот тогда и договоримся насчет платы за газ и электричество. Ужас, до чего тоскливо в этом Чобаде, я быстро собралась и сбежала оттуда. Ко мне никто не приходил? — Не получив ответа, она смутилась на мгновение и, чтобы скрыть это, наклонилась к Жиге, забившемуся под стул Мари. — Привет, Жига, какой же ты стал большой пес! — Она схватила его за шею и подняла вверх. Жига заскулил. — Ну, идем. — И понесла его к себе.