Под одной крышей - [111]

— Нельзя сказать, чтобы я ее уж очень ненавидела.

— Но тем не менее в последнее время вы как-то враждебно настроены к ней.

— Иначе нельзя, — сказала Мари. — В противном случае она сядет на голову. Я пробовала с ней иначе вначале, но потом убедилась, что они таких, как я, за людей не считают.

— Да, это верно. Они с молоком матери впитали презрение к беднякам.

Мари задумалась, обметывая петли, и, помолчав немного, заговорила опять.

— У нас на фабрике есть девушка, Эдит Кунц, красивая, черноволосая, с пухлыми губами, всегда улыбается… Так вот она целиком занята только собой; работает, правда, старательно, но не успеет поесть, как сразу же спешит накрасить губы. Мы не подруги с ней, но я вижу, что она лучше, чем хочет казаться… Есть там одна беременная женщина, Герец. Так вот Эдит приносит ей в бутылочке каждый день молоко, бог знает где она достает его, и так передаст, чтобы никто не заметил. Иногда мне кажется, что эту девушку, Эдит Кунц, я давно знаю, уважаю и люблю, хотя она тоже весь день не закрывает рта, дурачится и смеется, как баронесса…

На дворе смеркалось, медленно тянулось время… Она задумалась о Винце. Как там у него? Взяли на фабрику Неменя, и он сразу приступил к работе, или отказали, и теперь он пытается устроиться в другом месте? Вот и Дюрка с каких пор бегает в поисках работы, и все напрасно. Правда, Винце шесть лет проработал на фабрике Неменя, начал там еще мальчишкой…

Мари сбегала на второй этаж, раздвинула занавеску на окне лакейской, но в комнате никого не было. Вернулась и снова взяла в руки купальный костюм. Весь вечер обметывает петли, Юци Пинтер прорезала целых двадцать четыре! Никогда она их не закончит обметывать, если будет то и дело отрываться. Надо бы что-нибудь приготовить Винце на ужин… В душе ее все росло беспокойство. Ей было неловко перед Юци, что она так часто выходит, поэтому на сей раз она крикнула Луйзе из окна:

— Винце не приходил?

— Нет. Придет, не волнуйся.

И впрямь, что она так беспокоится за Винце? Осталось еще четыре петли… Кажется, подумаешь, купальный костюм, всего несколько швов, а между тем сколько возни с ним. В соседней комнате тихо, никаких признаков присутствия там Пинтера-старшего, под вечер он ушел, заглянув против обыкновения в мастерскую.

— Схожу в кафе, к ужину вернусь.

Он произнес это кротким, жалостливым голосом. Молчит, молчит целыми днями, потом вдруг скажет что-нибудь, словно хочет помириться, да никак не может себя заставить. Юци, почувствовав это, оторвала взгляд от машины и ласково сказала:

— Ступай. Я выстирала твой полотняный пиджак, надень его, а то сегодня невыносимая жара.

Пинтер что-то пробормотал, но полотняный пиджак надел. Рассовал по карманам свои курительные принадлежности, смел рассыпанный табак в ладонь и высыпал его в пепельницу, затем приказал юлившему у его ног Жиге вскочить на кровать, чтобы прикрепить к ошейнику поводок. Не нагибаться же ему со своими больными ногами к собаке, довольно с нее и того, что он берет ее с собой в кафе! Он знает, что прохожие станут подсмеиваться над ним, когда он, форменная каланча, будет шествовать по улице с коротконогой таксой. Пусть себе зубоскалят, мнение людей его теперь не интересует. К собаке он привык, можно сказать полюбил ее, а человеку трудно отказаться от своих привычек… Пинтер тяжело вздохнул и направился в сторону Парламента. Кто-то поздоровался с ним:

— Добрый вечер.

Это муж Маришки, вчера он встретился с ним у Ковачей. Пинтер приподнял двумя пальцами шляпу.

— Мое почтение.

Винце Палфи свистнул собаке и свернул во двор. Пройдя несколько шагов, громко крикнул, переводя взгляд с окон второго этажа на третий:

— Ма-а-ри!

Она тотчас выскочила на веранду третьего этажа.

— Я здесь. Зайдешь?

— Пойду домой, а ты кончай работу.

— Ты ел что-нибудь?

— Конечно.

— Сейчас кончаю.

— Ладно.

У Винце под мышкой был какой-то сверток. Мари не терпелось узнать, что в нем, но она лишь скорчила гримасу в сторону толстухи Лацкович, которая перегнулась через перила веранды, впившись недобрым взглядом в стоявшего внизу молодого человека в солдатской шапке. Винце подмигнул Мари и, насвистывая, поднялся по лестнице.

Юци уже второй раз отсылает Мари:

— Идите поухаживайте за мужем, на сегодня хватит работать, я и сама сейчас кончаю, с Дюркой в кино идем.

Но Мари отмахнулась: не оставлять же ей эти две петли на купальном костюме? Винце не избалован, сам позаботится о себе, а ей хоть и не терпится узнать, как его дела на фабрике, подождет еще полчаса. Мари была спокойна, совершенно спокойна с того момента, как увидела Винце во дворе. Просто невероятно, уму непостижимо, как она могла прожить два года без Винце? Этот вопрос она то и дело задавала себе и не находила ответа.

Но вот наконец-то она бежит вниз по лестнице, распахивает дверь, сияющая, останавливается на пороге и, встретившись глазами с Винце, спрашивает:

— Что у тебя в свертке?

— Вот полюбуйся.

Содержимое свертка разложено на столе: пакетики, бутылка подсолнечного масла, на небольшом подносе кусок сала. Винце все аккуратно разложил и, раскачиваясь на стуле, интригующе смотрит на Мари, которая, по очереди раскрывая пакетики, громко объявляет: