Под небом пустыни - [40]

— Ну, так как же вы поживаете? Поздравляем с праздником ноуруз!

— У нас праздник двенадцать месяцев в году, — отозвался один из них.

— Это почему? Разве вы не сеете, не пасете овец, не роете канатов?

— Есть у нас канаты, да вода в них солона. Питьевую воду добываем из колодцев-хоузов.

Под хоузом они, конечно, подразумевали те самые самодельные водохранилища, встреченные нами в пути.

— У нас, крестьян, есть немного земли под хлопком, ячменем и пшеницей.

— Что же вы говорите тогда, что сидите без дела. Сельские работы потруднее всяких других дел!

— Эх, господин. Клочки земли сами по себе не обеспечивают работой. Засуха мешает посевам. На этих лоскутах земли, если подсчитать, только и работы что на месяц в году.

— Вам хватает своей пшеницы?

— Нет, господин, очень даже не хватает. Мы закупаем пшеницу в Йезде или Тебесе.

— Откуда же у вас берутся деньги на покупку зерна?

— От поденщины. Работаем чернорабочими. Иногда ходим в йезд, подрабатываем то тут, то там. Так и перепадает немного грошей.

— Вы платите налоги с посевов?

— А у нас не с чего платить налоги.

Перед нами открылось широкое поле деятельности для поучительных проповедей мужскому населению Хорунека, а также для преподания им в чрезвычайно популярной форме урока по экономическим и социальным наукам. Должно же наше пребывание здесь оставить после себя какой-то след? Если нам удастся разъяснить жителям отдаленных районов нашей родины социальные проблемы страны и ознакомить их с путем разрешения этих проблем, мы частично выполним миссию, которую возложили народные массы на плечи интеллигенции, на плечи «образованных».

— Так-так, браток. Вы говорите, что посевы деревни не обеспечивают пропитания и вам приходится ввозить пшеницу из других мест. Это не так уж плохо. А если посевы здесь никудышные, то и правительство с вас не берет за это налоги. Это тоже похвально. Вы должны молить бога за такое правительство. Таким образом, ни вы у правительства ничего не требуете, ни оно у вас. Так чего же вы плачетесь? Сами не платите налогов, а ждете, что правительство построит в Хорунеке лечебницу, пошлет сюда врача, лекарства, проложит дорогу и наладит почту и телеграф? Правительство обязано собирать налоги, чтобы справляться с делами такого рода. Что будут делать ваши дети, которые сейчас учатся у господина Фазели, после окончания школы? Ничего. Вы сами не трудитесь, и они займут ваше место, побросают лопаты и станут безработными. Займитесь-ка делом, поработайте, соберите деньги в складчину и на них пошлите в Йезд или Тегеран одного из окончивших школу парней. Пусть обучится там врачеванию. Знаете ли вы, какая будет от этого польза? По крайней мере ваша заброшенная лечебница приобретет нормальный вид. Уж если и придется кому-нибудь болеть, то врач хоть сможет прописать таблетки аспирина и сделать укол. Да и в других делах вы тоже можете сообща на свои деньги сделать много полезного. Разве это не лучше праздности, безделья и выклянчивания милостей у правительства?

Проще выразиться было нельзя. Люди растерялись. Все понимали, что главный пункт этих доводов был очень шатким, но крестьяне не могли уловить суть его. Одним словом, выступление наше оказалось вполне демагогическим. Даже фотограф не раскусил, что если эти несчастные и не платили прямых налогов с посевов, то косвенные налоги они платят! От покупаемых ими сахара и чая сильно попахивает ароматом косвенных налогов. И одежда хорунекских крестьян носила следы налогов, которые йездский ткач платил в государственную казну. Тягостное молчание толпы становилось все тоскливее. Как вдруг самый разговорчивый из них громко рассмеялся и заметил:

— Что это вы изволите говорить, господин? Да стоит нам послать одного из наших ребятишек в Йезд или Тегеран, тот ни за что не вернется обратно. Не захочет он работать на нас в такой дыре, если наглядится на Тегеран.

При этих словах рослые мужчины Хорунека заодно уж и с начальником караула дружно подняли на смех лектора. Мы же рассчитались с хозяином чайной, попрощались с неблагодарными жителями Хорунека и двинулись в путь.

Для того чтобы ученые не придрались к географическим названиям в этих заметках, мы до отъезда из Хорунека хотели довести до сведения читателей, что этот населенный пункт называется в «Географическом словаре Ирана» Херанок. Покойный Ле Стрендж[95] указывал также, что «дальше идет стоянка Хазане (которую по ошибке в некоторых рукописях пишут как Харане)…». Упорство, с которым искажают и переиначивают исконные названия городов и сел нашей страны, является фактором, толкающим уравновешенного человека в круг исследователей. По этой причине мы воздержимся от категорического утверждения правильности фонетического звучания слова «Харанок» или «Хазане», а даем ему название Хорунек, чтобы тем самым закрепить за собой достойное место в мире ученых. На всякий случай мы сообщаем, что сами жители этой деревни называют ее всегда Хоруне.

По имеющимся источникам, селение Хоруне является центром района Хоруне, который в свою очередь представляет один из районов провинции йезд (если в ближайшие годы не будет издан циркуляр, устав или постановление, меняющее административное деление страны). Судя по тому, что написано в «Географическом словаре Ирана», все деревни и селения по дороге от йезда на Тебес относятся к этому административному району. Другими словами, все деревни и села на протяжении четырехсот десяти километров от йезда до Тебеса подчинены деревне Хоруне, а та в свою очередь — провинции Йезд. По нашим подсчетам, четыреста десять километров равняются шестидесяти восьми фарсахам. Представьте себе, сколько человек приходится на эти четыреста десять километров! Около трех тысяч человек! Но это весьма приблизительная цифра десятилетней давности. За это время множество семей покинули пустыню и переселились в другие города Ирана. В настоящее время никакая сила не может удержать людей в глубинах пустыни. Кроме вынужденного рождения здесь на свет божий. И если, не приведи господи, министерство просвещения Ирана научит всех ребятишек — уроженцев пустыни — грамоте, огромные пространства иранской земли лишатся и таких крохотных поселений и превратятся в развалины, ибо жители пустыни чуют свежий ветер с той стороны Эльбурса и не видят никакой необходимости оставаться на родине.