Под небом пустыни - [17]

Только в шесть часов утра мы смогли рассмотреть хорошенько сад, дом и шоссе, а издали увидели полуразрушенные стены селения Зеферкенд. Солончаки пустыни безжалостней проказы. Пока они не дождутся воды, без всякой помехи бегут между грядками, покрывают землю белым налетом, потом подымаются вдоль глинобитной ограды, раздирают ее и валят на землю. С невероятным трудом можно вырастить здесь несколько деревьев. Во время дождя деревья обносят глинобитной оградой. Но в тяжелую годину, когда небеса пустыни не приходят на помощь человеку, ничего не остается здесь, кроме карикатуры на эту ограду. Разве можно надеяться, что при постоянной засухе и жгучем солнце эти деревья когда-нибудь зацветут? Земледелец здесь уповает на аллаха.

* * *

Прошел целый час со времени пробуждения, пока мы вкусили воды из бассейна и ознакомились с уборной, открытой всем ветрам. Сильный ветер, поднявшийся с юго-востока, вселял тревогу и заставлял поторапливаться; надо было быстрее завтракать и отправляться в путь.

В минувшую ночь возле чайной остановился грузовик, шофер и его помощник заночевали здесь. Нам хотелось разглядеть этих двух постояльцев и разузнать, почему среди ночи они подняли шум, а утром едва слышно, потихоньку завтракают. Тут же мы узрели и лик зятя Бегум-ханум. При взгляде на него фотограф экспедиции тотчас бросился к фотоаппарату и хотел натощак пощелкать снимки. Но горячее молоко, которое Бегум-ханум поставила перед ним, спасло ее зятя от насилия. Зять Бегум-ханум был смуглый, широконосый и толстогубый. Судя по этим признакам, он происходил из южан, был невысок ростом, по руки и ноги у него казались длиннее обычного. Особенно странное впечатление производили его нелепые и неловкие движения. Видно, это был малый простецкий. Бегум-ханум, вероятно, намеренно выбрала среди всех мужчин Зеферкенда такого себе в зятья, чтобы сохранить за собой право полновластной хозяйки в чайной.

Шофер ночного грузовика, нисколько не обращая внимания на происходящее вокруг, размачивал хлеб в горячем молоке и жадно ел его руками. Невзначай он заметил, что за нашим завтраком нет-нет да и сверкнет то ложка, то вилка. Ему пришло в голову, что он тоже городской житель и не пристало шоферу ударять лицом в грязь в присутствии почтенной публики.

«Сколько еще ждать, пока принесут ложку?» — нарочито громко сказал он зятю Бегум-ханум, но вовремя спохватился, поняв, что его приказание не имело здесь прецедента и могло привести только к конфузу. Да и что ему делать с ложкой, если содержимое миски наполовину опустело? Когда разговор коснулся чайной, он, заметив, что кое-какие меры нами уже приняты против неудобств здешней обстановки, заявил:

— Хотя я здесь бываю частенько, но всегда помню о предосторожности и посыпаю постель порошком «ДДТ».

Вполне довольный своим маневром, он перевел разговор на дороги.

— Дорога здесь неплохая, не такая, как, не дай господи, дорога из йезда на Исфаган. Тут ходят машины, которые их выравнивают.

Итак, теперь у нас шоферы не жалуются на отсутствие дорог, а утешаются тем, что грейдеры выравняют ухабы и рытвины караванной дороги.

* * *

Мы распрощались с милой Бегум-ханум и двинулись в путь. Минут через пять Зеферкенд совсем скрылся из виду. По обеим сторонам шоссе, за широкими предгорьями, простирались высокие склоны двух далеких друг от друга и параллельных горных хребтов, поросших какими-то зарослями. Круглые колодцы подземных оросительных каналов — канатов[64] — дырявили грудь пустыни. Множество этих колодцев и сеть оросительных каналов указывали на близость крупного населенного пункта. После часа езды расстояние между двумя горными кряжами увеличилось и пустыня стала видна во всей красе. С края горизонта показались окрестности Нейестанека. Если бы мы вдруг не увидели в пекле пустыни нечто похожее на строительные машины, мы ни за что не свернули бы с шоссе и спустя час преспокойно оказались бы в Наине. Но зрелище современной техники в заброшенной, безмолвной пустыне пробудило в нас такое любопытство, что мы не могли проехать мимо и не разузнать, в чем там дело.

Сам факт появления новейшей техники в раскаленной пустыне свидетельствует о растущем благоустройстве, о том, что в жадную пустыню пришли люди с новым оружием и она поневоле должна отступить. Шофер охотно свернул в сторону от шоссе и через несколько минут остановил машину возле строительных механизмов. Мы подошли ближе. Это были два компрессора, две гидравлические машины (водочерпалки), один подъемный кран отечественного производства. Около машин стояло семь-восемь рабочих. Они готовились к рытью подземного оросительного канала. При нашем появлении рабочие торопливо принялись за работу. Это было первое, что нам бросилось в глаза. Они, вероятно, решили, что приехала комиссия с обследованием. Заработали компрессоры, рабочие переоделись в спецовки. Мы стояли и наблюдали. При этом нам показалось странным, что вся техника — компрессоры, подъемный кран, подсобные механизмы — была свезена в пустыню только для того, чтобы спустить одного рабочего — кяризника в колодец. Другими словами, для работы, которую веками в Иране выполнял один деревянный ворот, ныне переправляют в отдаленнейшие пункты компрессоры и стальной подъемный кран. Возможно, этот агрегат был рассчитан и на другие операции. Однако из разговоров с рабочими мы узнали именно то, о чем рассказали.