Под небом пустыни - [16]

* * *

Когда устанешь, путь кажется длиннее, а дорожные ухабы и ямы ощутимее. Дорога показалась утомительнее из-за того, что, не осмотрев города Эрдестана, проехали его без остановки, так и не увидев живописных садов этого селения. Чайная в следующем поселке, где мы остановились, — Зеферкенде — при всей своей неказистости оказалась более гостеприимной, чем Эрдестан. Дверь дома растворилась перед нами при первом же стуке. И Бегум-ханум — хозяйка заведения — проводила уставших путников в комнаты. Прохлада пустыни пробрала нас до костей. Бегум-ханум хорошо знала это ощущение. Дрожащими руками она быстро разожгла самовар. На скамье расстелили ковер, появились банки рыбных консервов, зеленого горошка. Мы ждали хлеба, яиц и маета. Тепло от жаровни медленно возвращало нас к жизни, и замершие было челюсти пришли в движение… Кроме нас в комнатушке никого не было, и ее предоставили в полное наше распоряжение. Присутствие сгорбленной тощей Бегум-ханум скрашивало непривычную обстановку и смягчало брезгливость к насекомым, особенно клопам и вшам, и неудобство сырого пола. Все это было проглочено нами, как баклава[61]. Мы быстро освоились в доме.

В глуши пустыни женщина, испытавшая превратности судьбы, уверенно и с достоинством принимала избалованных столичных гостей. Она расспрашивала нас о здоровье и старалась насытить изголодавшиеся желудки, так как хорошо знала, каким нетерпеливым бывает голодный и усталый путник. По-матерински говоря с нами, она одновременно работала по-мужски. В этой бескрайней пустыне мы впервые повстречали бедную чайную, где всем управляла женщина и отлично справлялась с хозяйством. При всем том хозяйка была осторожной и на наши вопросы отвечала уклончиво. Покончив с ужином, мы спохватились, что так ничего и не узнали о ее жизни. Когда хозяйка вышла в соседнюю комнату, чтобы принести тарелку с яичницей, мы заметили через полуоткрытую дверь молоденькую девушку, сидящую у корси[62]. Женщина сразу прочла немой вопрос в наших взглядах и ответила: «Нет, я здесь не одна. Зять уехал в село, чтобы привезти воды, вот и ждем его с минуты на минуту». Хозяйка, оказывается, еще и предусмотрительна. А почему бы ей и не быть осторожной? Чайная далеко от села, и четверо незнакомых мужчин сидят в трех метрах от ее дочери, и только стена в двадцать сантиметров отделяет их от нее. А эти четверо не обычные путники, а пришельцы из легендарного и греховного Тегерана. Тревожно размышляя, она продолжала внимательно прислушиваться к нашей беседе о том, оставаться ли здесь ночевать или сейчас же ехать в Наин. Наконец верный инстинкт подсказал ей, что с нашей стороны ее семье не грозит опасность, так как у всех нас есть жены и дети, а сами мы вежливы друг с другом, а самое главное, смертельно устали. Тут она вмешалась в разговор и посоветовала заночевать у нее, а на рассвете отправиться в путь. Ее совет, как нам показалось, больше был продиктован материальными соображениями. Тем не менее он был нами принят, и мы уснули в задней комнате чайной.

До чего же красиво слово «Зеферкенд»! «Зеферкенд» из тех слов, которые, не имея особого смысла, ласкают слух. В нем заключена какая-то музыка, которая побуждает повторять это имя снова и снова. Бывает, что вы слышите какую-то мелодию и она вам нравится. Вы долго твердите ее. Когда вы хотите напеть что-нибудь, она первая приходит вам на память. Мало-помалу эта мелодия становится частью вас самих и сопутствует вам до конца жизни. Слово «Зеферкенд» похоже на такую мелодию.

Сама чайная в Зеферкенде бедна. Входная дверь ведет в сени, по обеим сторонам которых расположены две комнаты. В одной из них живет Бегум-ханум с дочерью и зятем, а другая служит хранилищем для воды — абамбаром[63]. Не забудьте, что вы находитесь на границе пустыни. Посередине этой комнаты, расположенной слева от сеней, вырыт бассейн, до самых краев наполненный водой. Другими словами, это своеобразный крытый водоем. В степях и пустыне самым дорогим является дождевая вода. Вода здесь драгоценнее жемчуга. Нужно изо всех сил стараться ее сберечь, упрятать подальше от солнца. Солнце пустыни жестоко. Не успеешь и глазом моргнуть, как оно превращает воду в пар. Бывают такие года, что и капли дождевой воды не увидишь. Поэтому лучше уж запрятать воду в надежное место, подальше от всепроникающих солнечных лучей. Эту воду берут для совершения малого омовения — тахарата и для омовения после намаза, ею же утоляют жажду. Трижды в день Бегум-ханум, ее дочь и зять совершают намаз. Если считать за живую душу и грудного младенца дочери Бегум-ханум, то по меньшей мере один раз в день все они отправляют естественные надобности и посещают уборную с полными кувшинами воды. Вот как обстоит дело с водой в чайной Зеферкенда. Если же учесть, что по ночам здесь останавливаются проезжие грузовики, а шоферы и подручные их ночуют в доме, то можно представить себе, ценой какого труда Бегум-ханум и ее зять должны наполнять доверху водой домашний бассейн. Положительная сторона дела, однако, заключалась в том, что если проезжие и прохожие и потребляли воду в чайной Зеферкенда, то взамен их здоровые желудки безвозмездно удобряли в укромном местечке почву, где росло сто пятьдесят стволов миндальных деревьев Бегум-ханум, приносивших небольшой доход.