Под небом Италии - [42]

Вместо этого Антония неуверенно улыбнулась:

— Похоже, Филипп переложил на вас обязанность развлекать меня, нравится вам это или нет. Но если у вас запланированы другие дела, пожалуйста, не отменяйте их. Я не обижусь.

Он откинулся на спинку стула.

— Ну почему ты такая колючая?

— Не думаю, что это правда, ведь я предоставляю вам отличный способ избежать незапланированного ужина.

— И предполагается, что мне нет нужды столь элегантно выкручиваться из ситуации?

— Ну, может, вас не привлекает перспектива ужинать в одиночестве в отеле, и даже моя компания лучше, чем ничего.

Он рассмеялся и покачал головой:

— Иногда мне кажется, я тебе абсолютно не нравлюсь, а иногда — что ты заставляешь себя терпеть мою особу. Что во мне такого отвратительного?

— Я никогда не говорила и не думала ничего подобного. Но вам бы не понравилось, начни я анализировать ваш характер и раскладывать по полочкам все, что в вас есть плохого и хорошего.

— Хочешь сказать, список моих недостатков получится слишком длинным?

— Нет. Список твоих добродетелей будет настолько коротким, что его не стоит даже упоминать. — Антония решилась перейти на «ты».

— Милосердие не относится к твоим добродетелям, Антония, — заметил Толбот. — А теперь пойдем. Не будем тратить время. По крайней мере, насладимся пейзажем по пути домой.

Пока они шли через густые оливковые рощи и виноградники мимо роскошных вилл, ее обида на Филиппа за его неуклюжую интригу и на Толбота, который отреагировал на нее столь холодно, прошла. Закатное солнце золотым сиянием заливало все вокруг, красно-коричневые крыши ярко вспыхивали в его последних лучах, а темная зелень кипарисов приобрела коричневый оттенок. Далекие горы Валломброзы окрасились в темно-багровый цвет, а долины, серо-зеленые или бледно-голубые, там и тут были словно проткнуты пунктирной линией колоколен или светлыми стенами вилл.

— О, если бы я только могла передать всю эту красоту! — пробормотала Антония, когда они с Толботом остановились, чтобы понаблюдать, как быстро сияние дня переходит в темно-фиолетовую ночь.

— Ты должна решить, рисовать пейзаж или снимать его на цветную пленку, — мягко заметил Толбот.

— Что за человек! — беззлобно возмутилась девушка. — Как ты можешь говорить это здесь, во Флоренции?

— Если ты в состоянии думать о чем-то земном, как еда, то мы могли бы поужинать в сельской trattoria, как и советовал мистер Кенфорд. Это недалеко.

— Какие вы оба предусмотрительные! Я начинаю думать, что весь сегодняшний вечер вами тщательно спланирован.

— И что в этом плохого?

— Ничего. — Она повернулась к Толботу и рассмеялась.

Наконец опустилась ночь. В темноте виднелись вспыхивающие волшебным огнем светлячки, и лишь мелодичные трели соловьев нарушали тишину.

Они шли по узким улицам, где нависающие карнизы старинных дворцов, казалось, вот-вот соприкоснутся друг с другом, сделав ночь совсем уж непроглядной. Массивные каменные гербы украшали ворота, за которыми слабо светились тускло освещенные внутренние дворики с коваными калитками и огромными железными фонарями.

— Мне кажется, эта часть Флоренции даже больше пропитана духом романтики, чем районы, расположенные на противоположном берегу, — негромко произнесла Антония.

— Южный берег имеет свой колорит, так же как левый берег Сены в Париже.

Антонию поразило, что его тон внезапно стал ледяным. «Это из-за того, что я неосторожно вспомнила о романтике? Надо быть повнимательней, или он вообразит, что я, подобно Клео, пытаюсь флиртовать с ним».

Антония молчала, пытаясь подыскать самую безобидную тему для разговора. Они оказались в тени деревьев, окружавших площадь Микеланджело, и Толбот вдруг схватил ее за руку, повернул к себе и крепко поцеловал в губы. Все произошло так быстро, будто ничего и не было.

— Я давно хотел это сделать, — пробормотал Толбот. — Мне показалось, что ты в романтическом настроении. Но видимо, я ошибся. Прости меня.

Они продолжили свой путь, и Антония попыталась привести в порядок свои чувства. Наконец она смогла выговорить:

— Я просто удивилась, вот и все.

— Бывают моменты, когда я становлюсь почти человеком, несмотря на то что Клео называет меня «зануда Друри». Что ж, давай забудем об этом.

— Конечно, — ответила Антония и тут же поняла, что совсем не хочет забывать.

Голова у нее шла кругом. А тут еще выяснилось, что Клео, оказывается, придумала для Толбота прозвище. Стал ли он занудой Друри из-за того, что не торопился отвечать на ее заигрывания?

Они дошли до Пьяцца Санто-Спирито. Толбот озабоченно посмотрел на нее:

— Ты устала? Хочешь, поедем домой на такси?

Она замялась. «Его гостиница располагается на этом берегу реки. Если Толбот посадит меня в такси, сможет продолжить испорченный было вечер более приятным образом».

— Я лучше прогуляюсь, — ответила Антония, понимая, что он не позволит ей возвращаться в отель одной.

Они зашли выпить кофе в открытое кафе на площади, прямо напротив фонтана, а потом перешли через Арно по мосту Санта-Тринита, прогулялись по улицам, залитым ярким светом, льющимся на мостовую из распахнутых окон, так разительно отличающихся от темных узких улочек на южном берегу. Говорили о том, какое впечатление произвела на каждого Флоренция, сравнивали одну церковь с другой, обсуждали фрески и скульптуры, рынки и галереи, словно простые туристы. Их отношения утратили дружеское тепло и гармонию, и Антония винила в этом себя: «Ну что мне стоило ответить на беспечный поцелуй так же непринужденно? Зачем вести себя так, словно никогда прежде не целовалась?»