Под небом Аргентины - [86]

— Верно, — мрачно отозвался индеец. — Вы и меня вовлекли, на многое глаза мне открыли, и за это вам спасибо… Но сейчас наши советуют то, чего я никак не могу взять в толк…

— Ты вообще многого не можешь взять в толк, — захихикал Педро.

— Теперь я должен тебе напомнить — придержи-ка язык.

— Не время ссориться, товарищи! Я объясню тебе, Хосе. Только недавно я понял, что так называемые "чистые" анархисты — просто трепачи..

— Я тебе не позволю! — взвизгнул Педро.

— А я и не собираюсь просить у тебя позволения. Признаю, товарищи, до недавнего времени я вас обманывал, правда, сам того не ведая. Слепым был. Когда прозрел, понял, что те, кого я принимал за чистых людей, за идеалистов, просто сброд авантюристов, а может, и того хуже. Они нас предали…

— Если ты скажешь хоть еще одно слово, я тебе голову размозжу!

Педро отскочил назад и сунул руку за пояс. Люди насторожились. Высокий мускулистый Хосе, славившийся своей силой, подступил к разъяренному Педро.

— Ни шагу! — заорал тот. — Предатель! — крикнул он Ивану. — Ты чернишь профсоюз, товарищей, наши идеалы… Грязный предатель!

— Предатели те, кто помогают хозяевам разъединять наши силы, — спокойно ответил Иван. — Предатели те, кто спровоцировали столкновение, у крытого рынка. Предатели те, кто видят в рабочих-иммигрантах гринго, а сами защищают интересы акционеров из Нью-Йорка и.

— Хватит, собака! — крикнул Педро вне себя и выхватил пистолет. Вороненый ствол запрыгал у него в руках.

Все произошло в несколько секунд.

— Возьми назад свои слова, сволочь! Люди из ФОРА не предатели, а борцы!

Иван смотрел ему прямо в глаза, презрительно улыбаясь. Педро шагнул к нему, и в этот миг Хосе ударил его кулаком в лоб. Почти одновременно прозвучал выстрел. Иван охнул, прижал руки к груди и повалился на мостовую. Люди пораженные, замерли. Хосе окаменел, словно не понимая, что произошло. Один из рабочих наклонился, чтобы помочь Ивану, но тут же отшатнулся и тихо проговорил:

— Убит…

Индеец вздрогнул, оглянулся в бешенстве и, увидев, что Педро приподнялся и вытянул руку с пистолетом, целясь в кого-то, дико заревел. Рев пронесся над площадью. В тот же миг он выхватил свой длинный нож и, прежде чем Педро успел выстрелить, вонзил ему в грудь.

Выстрел из пистолета Педро и звериный рев Хосе послужили сигналом для полиции.

Тщательно подготавливаемая провокация провалилась. Кроме нескольких тяжелораненых, в основном полицейских, жертв не было. Полиции удалось арестовать всего двадцать человек. Когда наскоро произвели проверку, оказалось, что среди арестованных не было ни одного из тех, за кем она охотилась. Не смогла полиция вызвать и панику в толпе. Рабочие покинули площадь, соблюдая порядок, и даже захватили с собой раненных товарищей.

Недовольство полиции передалось и наемникам из лиги. До поздней ночи они шатались по городу, врывались в кабачки, дико ругали "красных агентов" и "гринго". Но буйствовали они понапрасну. Городок словно обезлюдел, рабочие как сквозь землю провалились.

Плачевный финал провокационного плана еще раз показал, что даже хорошо продуманная провокация не может победить сплоченность и дисциплинированность рабочих. Поджог одного-двух клубов, разгром нескольких домишек и трактиров, побитые окна и разбросанные по дворам убогие пожитки нескольких семей — вот и все, чего добились провокаторы и наемные бандиты. Люди посмеивались: "Бандиты даже дорожных расходов не оправдали!"

Впрочем, одного предприниматели все же добились — с помощью анархистов и социалистов фабрики набрали примерно половину необходимой рабочей силы и работали нормально. Пострадала и большая часть наиболее активных рабочих: они были уволены или брошены в тюрьмы. Печать открыла бешеную антикоммунистическую кампанию. Газеты пестрели вымышленными историями о заговорах и задуманных убийствах. И многие из рабочих в Берисо, политически не очень-то устойчивые, начали сдаваться…

Пролетарский Берисо потерпел еще одно поражение, но обогатил опыт классовой борьбы. Одно поражение не решает борьбы, тогда как приобретенный опыт ведет к верной победе.

Ряды пополняются

1

Прошло два месяца со времени забастовки, и Берисо снова был грязным городком, задыхавшимся от фабричного дыма и омерзительной вони. Рабочие, мужчины и женщины, потоками устремлялись по утрам к фабричным воротам, а вечером медленно растекались по улицам, устало волоча ноги, с апатичными лицами. Кабачки снова наполнялись посетителями, особенно по праздникам и в дни получки, публичные дома, как и прежде, встречали и провожали клиентов. На первый взгляд все осталось по-прежнему. Но только на первый взгляд.

В сущности, город жил новой, интенсивной жизнью. Давно уже кончилась забастовка, а люди все еще подводили итоги, спорили, сравнивали, выясняли ранее не известные обстоятельства. Наступил период переоценки событий, поисков истины, пробуждения самосознания.

Город быстро созревал политически. Рабочие, познав горький опыт заблуждений, развенчивали старых идолов. Женщины, впервые принявшие участие в борьбе, вдруг как-то сразу сравнялись в развитии самосознания с мужчинами и одаренные практическим чутьем, помогали им скорее прозреть истину. А коммунистическая партия, завоевавшая широкие симпатии трудящихся, вселяла в них веру в собственные силы.