Под небом Аргентины - [7]

Демонстрация всколыхнула город.

Я и Банка шли в головной колонне, наши товарищи примкнули к рабочим квартала. Центр огромного города являл собой невиданное зрелище. В огромном квадрате между площадью Мажо, улицами Кориентес, Кажао и широкой Диагональю Норте волновалось человеческое море. Люди стояли так плотно, что трудно было дышать, а трамваи, автобусы, поезда метро, грузовики, легковые машины непрерывно подвозили все новые и новые группы их. Банка, крепко держа меня за руку, возбужденно говорил:

— Давай сюда, поближе к красному знамени… Всегда будь с ним, парень! Видал, какая мы сила! Подумай только, чего бы мы достигли, если бы всегда были так едины! Но пробьет и наш час! Битва на Волге знаменует начало светлого будущего всех трудовых людей земли. Это хороший урок не только насильникам и милитаристам, но и нам. Волгоград учит нас быть едиными, чтобы добиться своего.

Внезапно Ванко помрачнел. Я смотрел на него с удивлением. После некоторого молчания он сказал:

— Битва двух миров становится все ожесточеннее. Я из того поколения, которому суждено погибнуть под каким-нибудь Волгоградом. А ты… ты будешь строить социализм…

Я не успел ответить.

Головная колонна с улицы Флорида повернула к Диагонали Норте, когда вдруг загремели частые ружейные выстрелы. Людской поток сразу остановился, качнувшись, окна зазвенели от страшного крика. То был оглушительный гневный рев тысячеголового раненого животного. Спустя мгновение толпа неудержимо понеслась вперед…

Я не сразу понял, почему вдруг поредела сжимавшая нас со всех сторон плотная людская масса и Банка, отпустив мою руку, сползает вниз. Горло мое сжалось, по спине поползли холодные мурашки. Наверно, тогда-то и появились у меня первые седые пряди в волосах.

Какой-то человек помог мне довести Банку до стены и усадить на тротуар.

— Не кричи, — попросил он с вымученной улыбкой. — Ничего особенного…

Лишь после этих слов я осознал, что дико кричу, призывая на помощь.

— Перестань… Не поможет… — заговорил он с усилием. — Люби народ… Служи ему верно, служи партии… — Он глубоко вздохнул, прикрыв глаза. — Возьми себе мой чемоданчик… Там рукопись, это единственное мое имущество. Люби тех, о которых я писал… А обо мне сообщи по адресу…

Струя крови хлынула у него изо рта, захлестнув последние слова. Банка сделал усилие, чтобы заговорить, потом вдруг притих и резко вытянулся…

Я не смог узнать, кто скрывался под именем Банка. Сколько потом ни бился, пытаясь отыскать хоть какие-то следы, даже прибегнул к помощи партии, но так ничего и не узнал. Банка незадолго до этого вышел из тюрьмы, туда же попал с вымышленным именем. Несколько тысяч рабочих, провожавших его в последний путь, знали только, что хоронят одного из своих товарищей. Об этом говорили и оба оратора: в борьбе пал безымянный, до последней капли крови преданный партии ее солдат.

В стареньком потрепанном чемоданчике под бельем я нашел две объемистые папки. Когда я перелистывал страницы, из них выпали две фотокарточки. С одной смотрела миловидная седая женщина с такими же лукавыми искорками в глазах, как у Банки, на другой улыбалась счастливой улыбкой белокурая девушка. На обороте стояла лаконичная надпись: "Не забы вай меня! Буду ждать!" Даты не было. Подпись совсем неразборчивая.

Сотни листов в папках были исписаны мелким аккуратным почерком. Какое терпение! Так мог писать только человек, посвятивший всего себя одному всепоглощающему идеалу, одной великой, неугасимой любви.

Вот они, эти страницы волнующего репортажа из заокеанского мира.

Бегство от голода

1

Уже три недели трансатлантический гигант несся вперед, рассекая водную поверхность. Лопасти мощного винта неустанно, день и ночь отбрасывали назад милю за милей. Под палящими лучами солнца вода переливалась всеми оттенками синего — от голубоватозеленого на горизонте до темно-синего у бортов, составляя странный контраст с ясным, чистым небом. Таинственная и мрачная, полная неожиданностей бесконечная водная пустыня обнимала пароход со всех сторон. Глаза уставали смотреть на нее. Только стайки летучих рыб нарушали порою однообразие пейзажа. Сверкавшие в солнечных лучах серебристые плавники напоминали стрелы, которые вылетали из глубин океана, грациозно описывали в воздухе дугу и снова вонзались в воду.

В просторной кают-компании царило необычайное оживление: пассажирам только что сообщили, что до конца плавания осталось два дня. Сидя в глубоких удобных креслах, сгрудившись вокруг столиков, они шумно разговаривали, спорили, играли во что-нибудь, читали или просто мечтали. Только в "болгарском" уголке было тихо. Широкоплечий, со скуластым добродушным лицом и мягким взглядом Пышо молчал, уставившись куда-то вдаль. Может быть, он высматривал летучих рыбок, которыми любовался с детским восторгом? Напрасно Петр, костлявый, с темно-коричневым от загара лицом, нервно постукивал по столу потрепанной колодой карт. Напротив сидела Лена, дочь Пышо, девушка с густыми светло-каштановыми волосами. Она не поднимала задумчивых глаз от книги, давно раскрытой на одной и той же странице. Рядом молча сидела ее мать, против обыкновения опустив на колени вязанье. Близость желанной цели пробудила в них тревогу, заставила крепко задуматься о будущем. Такая ли она, Америка, какой ее расписывали агенты пароходных компаний? Обретут ли они там покой, о котором мечтали? Что их ожидает в этом хваленом заокеанском раю?.. Ах, если бы сбылись мечты!